Ольга Валькова - Илья (СИ)

Киев тогда замер. Ждали мести, прятали детей, проклиная молодых дурней, обрекших город.

Но ничего не произошло. Змей как будто не заметил гибели всех своих детей. Да и было ли ему до них дело? Никто не знал.

****

К самой пещере конного пути не было, и Добрыне пришлось привязать Бурушку поодаль и подниматься где пешком, а где и карабкаясь на четвереньках по осыпям и корявым камням.

Вход в гигантский, гулкий и влажный зев преграждала насыпь, вроде барьера, - не поймешь, естественная или созданная искусственно, примерно в рост человека, и на эту насыпь, не успел Добрыня распрямиться, легла гигантская змеиная голова на длинной толстокожей морщинистой шее, вовсе не змеиной, а похожей на толстый слоновий хобот.

- Детоубийца пожаловал, - сообщила голова чистым густым баритоном. - В силу родственных чувств, надо полагать.

Рядом легла другая голова, изогнув хобот, чтобы пристроиться совсем близко к первой, щека к щеке.

- Драться хочет, - сказала высоким голосом, с какой-то капризной интонацией.

- Да подраться-то всегда можно, - раздумчиво заговорила третья из глубины пещеры, - но, вот ведь, Добрыня, какое дело. Сейчас не то, что раньше. И ты, и твой князь отлично знаете: не мог бы я унести девушку, если бы она сама не дала на это согласия. И отлично понимаете, что она его дала. И что теперь?

- Я знаю и другое, - сказал Добрыня, сдерживаясь, - вашей братии достаточно любого "да" на любой вопрос - и человек в вашей власти. Ты обманул ее.

- Ну, положим, не на любой - это преувеличение, - промурлыкала вторая голова.

- Конечно, я предстал перед ней несколько в ином виде, - баритональная голова ухмылялась. - Но тем не менее, именно мне девушка поклялась следовать за мной всюду до самой смертушки. Сам знаешь, как ваша Правда относится к таким клятвам. Девушка моя. И придя убить меня, чтобы отобрать девушку, ты поступаешь не по Правде.

- Что ты собираешься с ней делать?

- Сожру, наверное, - равнодушно ответил Змей, - а что еще-то? Лет двести назад были другие варианты, поинтереснее, а теперь только так.

Добрыня не мог понять, издевался ли над ним Змей или действительно стремился избежать драки. Но что касается Правды, то, если он не солгал насчет клятвы (а это вряд ли), то Змей был прав.

- У нас с тобой есть и другой невыясненный вопрос. Я убил твоих детей.

Хохотали все головы. И те три, что с издевкой смотрели на Добрыню, и остальные шесть, которых не было видно.

- Детей... ой, не могу! Детей!

Из-под барьера вылезла лапка, маленькая в сравнении с головами и хоботами, и демонстративно вытерла глаза на баритонистой голове.

- Ты убрал паразитов, которые развелись в моем доме как следствие моих удовольствий. Сам я их уничтожить не мог: в магическом плане нехорошо убивать свою кровь. Ты оказал мне услугу.

Добрыня, уже не раздумывая, снес мечом две лежащие на барьере головы. Смех стих, но на месте снесенных голов надулись кожаные мешки, с хлопком лопнули, обнажив каждый по две свежие головы. Змей полез из пещеры.

В мгновение Добрыня оказался огруженным головами. Некоторые дохнули огнем - не по нему, а чтобы отрезать ему путь к отступлению. Змей явно собирался поиграть.

В голове всплыло, как Алеша поразил Тугарина в брюхо, зависшее над ним. Но Змей и не думал подставлять брюхо. Оно было далеко: морщинистый мешок, из которого на длинных хоботах извивались головы.

Добрыне тоже пришлось извиваться: места для свободного движения ему оставлось все меньше. Он рубил головы, лишь слегка выигрывая этим время: пока натягивался кожаный мешок и лопался, обнажая новые. На несколько минут голова выходила из боя. Но их становилось больше.

...Он вспомнил, как он мог забыть! Провожая, мать дала ему платок с завязанной в нем землей: "С могилы твоего отца, сынок. С твоей родины, с Ростова. Пригодится". Он сунул узелок за пазуху, чтобы не обижать мать, которую, возможно, видел в последний раз.

А теперь вспомнились смутные легенды, что-то, слышанное в детстве, то ли о Святогоре, то ли еще о ком. И о многоголовом змее.

Не переставая размахивать мечом, левой рукой залез за пазуху, нащупал узелок, залез, захватил гость земли. И отрубив очередные две головы, швырнул землей на сочащиеся зеленым раны, из которых уже лезли кожаные пузыри.

Зверь взвыл, дохнул огнем, уже не шутя, Добрыня едва успел откатиться. Драка пошла всерьез и на равных. Земля на срезах явно мучила Змея, он скреб их лапами, стараясь избавиться, отвлекаясь, и это тоже было на руку Добрыне.

Земля в узелке кончилась как раз, когда Добрыня добрался до брюха и рассек его. Зеленое хлынуло, он едва успел отскочить: земля под кровью Змея чернела, чахлая растительность как будто сгорала.

Последняя голова приподнялась, пытаясь пыхнуть огнем и рухнула, прошипев: "Дурак..."

- Дурак и есть, - Забава Путятишна, любимая племянница князя Владимира, стояла на насыпи. - Давай, не валяйся, доставай сердце быстрее. Может, еще бьется, тогда успеем.

- Успеем - что?

Добрыня был обожжен в нескольких местах, ободран, кожу саднило, особенно мучила небольшая ранка, нанесенная когтями слабой с виду змеевой лапки, но подняться и действовать он мог.

Забава с досадой посмотрела на тушу Змея. Та уже слабо дымилась черным, постепенно рассыпаясь в прах.

- Поздно. Живое змеево сердце - бессмертие для человека.

- То есть что - сожрать?!

Забава холодно посмотрела на него.

- А ты как думал? Власть и бессмертие - не варенье, в булочки не запекают.

- Так ты из-за этого...?

- Конечно. Я все рассчитала. Он уже ничего не мог, а сожрать бы не торопился. Скучно ему было, а я развлекала. Выждала бы момент.

Добрыня смотрел на семнадцатилетнюю Забаву, которая уже знала, как достаются власть и бессмертие. Он не верил, что сердце Змея могло дать что-то такое, он видел во что превращается живое под его кровью. Но эта девушка верила. И готова была лгать, жить в пещере, развлекать чудовище, чтобы улучить момент вырезать его сердце и съесть.

Он поднялся, пошатываясь подошел к Забаве, сгреб за косы и молча потащил вниз по склону, к коню. Пускай князь разбирается. Его племянница. Добрыню тошнило. Наверное, от раны, нанесенной лапкой убитого Змея.

****

Слухи о кратком пребывании Забавы Путятишны в логове Змея, конечно, не удалось удержать в стенах дворца, но это не помешало Владимиру начать спешные и вполне удачные переговоры о выдаче ее замуж в Веденец, за сына тамошнего дожа.

Веденец был заинтересован в поблажках в торговле с Русью. Быстроту, с какой сладилось дело, было принято объяснять взаимным влечением молодых людей.

****

Готовились обедать. Илья сидел на бревнышке и смотрел, как летала у костра Алена, наполняя мисы. Ему казалось, что он помнит, как так же летала у печи мама, когда маленький Илюшка еще был для своих родителей радостью, а не горем. Отец смотрел на сына, сопя от нежности, а мама летала. Он знал, что помнить этого не мог, а вот поди ж ты - вспоминалось, да так ясно.