Лисевич - Из книг мудрецов (проза древнего китая)

Ныне «Мэн-цзы» состоит из семи глав (каждая из двух частей), но есть сведения, что в древности книга была объемнее. На русский язык она была переведена полностью П С. Поповым в 1904 г., позднее же публиковались лишь отрывки из нее в переводах ряда китаеведов.

***

ИЗ ГЛАВЫ I, ЧАСТЬ 2

2. Циский царь Сюань-ван спросил:

— Правда ли, что у Вэнь-вана был парк — в целых семьдесят ли?

— Так сказано в преданиях,— ответил Мэн-цзы.

— Такой громадный? — воскликнул царь.

— А народу он казался маленьким,— сказал Мэн-цзы.

— Мой парк,— сказал царь,— простирается всего на сорок ли, а народу кажется большим. Отчего же это так?

— Парк Вэнь-вана,— сказал Мэн-цзы,— простирался на семьдесят ли. Но люди ходили туда за сеном и хворостом, охотились на зайцев и фазанов. Царь пользовался своим парком вместе с народом — и людям казалось, что парк маловат. И разве не прав был народ? Когда я, ваш слуга, впервые приблизился к вашим границам, я первым делом осведомился: на что в вашем царстве наложен строжайший запрет,— и лишь после этого решился вступить в его пределы. Тогда-то я и услыхал, что есть в предместье парк, что простирается на целых сорок ли. Того, кто убьет в этом парке оленя, преследуют так же, как если бы он убил человека. Иными словами, эти сорок квадратных ли стали сущей западней посреди государства. Так разве не прав народ, если ваш парк кажется ему слишком большим?

4. Циский царь Сюань-ван, принимая Мэн-цзы в своем Снежном дворце, спросил его:

— Знакомы ли и мудрецам подобные увеселения?

— Знакомы,— ответил Мэн-цзы.— Но когда люди вовсе их не знают, они порицают за это своих правителей. Конечно же, в этом они неправы. Но неправы и те правители, что не хотят разделить своих радостей с народом. Ведь если кто радуется радостями народа — то и народ радуется его радостями. Если кто скорбит скорбями народа — то и народ скорбит его скорбями. А если он и радуется, и скорбит за всю Поднебесную — такой человек не может не стать царем!

6. Мэн-цзы сказал царю Сюань-вану:

— Допустим, что некий ваш подданный оставил жену и детей на попечение друга, а сам отправился в Чу. И вот, вернувшись, обнаружил, что тот содержал жену его и детей в холоде и в голоде. Как должен этот человек поступить?

— Порвать с ним дружбу,— сказал царь.

— А если,— продолжал Мэн-цзы,— судебный чиновник не может управиться с подчиненными, как следует с ним поступить?

— Прогнать со службы,— сказал царь.

— А если,— сказал Мэн-цзы,— нет порядка во всем государстве, то как тогда быть?

Царь покосился на приближенных — и заговорил о другом.

8. Циский царь Сюань-ван спросил:

— Правда ли это, что Тан изгнал Цзе, а У-ван покарал Чжоу?

— Так сказано в преданиях,— ответил Мэн-цзы.

— А разве допустимо,— сказал царь,— чтобы подданный убивал государя?

— Того, кто надругался над человечностью,— сказал Мэн-цзы,— называют преступником. Того, кто надругался над долгом, называют злодеем. А злодеев и преступников именуют изгоями. Я слышал о казни изгоя Чжоу, но не слыхал об убийстве государя!

12. Между Цзоу и Лу случилась распря. И цзоуский князь Му-гун сказал так:

— Из моих военачальников погибло тридцать три человека — и никто из простолюдинов не пошел ради них на смерть. Как же теперь с ними быть? Казнить? Так всех не переказнишь. Не казнить? Но ведь они, злорадствуя, смотрели, как гибнут их начальники, и не спасли их от смерти.

— В годы неурожая и голода,— отвечал ему Мэн-цзы,— те из ваших людей, кто был стар и немощен, валялись по рвам и канавам, кто же был еще в силах — разбредались на все четыре стороны. И таких были тысячи. А ведь ваши амбары были полны и житницы ломились от зерна. Но никто из ваших чинов не донес вам о бедствиях. И все оттого, что были нерадивы и не ведали жалости к низшим. А ведь еще Цзэн-цзы когда-то говорил: «Берегитесь! Берегитесь! Что исходит от вас — к вам же и ввернется!» Вот народ теперь с ними и расквитался. Не вините его, государь. Ведь если вы будете править гуманно, народ возлюбит своих правителей и жизнь отдаст за начальников!

***

ИЗ ГЛАВЫ II, часть 1

2. Некий сунец горевал, что всходы на его поле не растут, и принялся вытягивать их руками. Вернулся с поля усталый и доложил домочадцам:

— Ну и устал же я сегодня: помогал всходам расти! Сын его побежал поглядеть — а всходы уже завяли. Мало кто в Поднебесной не помогает вот так же расти своим всходам!

7. Мэн-цзы говорил:

— Тот, кто делает стрелы, далеко не столь человечен, как тот, кто делает латы. Первый боится лишь одного — что стрелы его не поранят человека. Второй же боится — как бы человека не поранили!

***

ИЗ ГЛАВЫ III, ЧАСТЬ 1

4. Некий Сюй Син, что исповедовал учение Шэнь Нуна, явившись из Чу в Тэнское государство, подошел к воротам дворца и сказал князю Вэнь-гуну:

— Я из дальних мест. Наслышан, что вы, государь, ввели у себя гуманное правление. Хотел бы найти здесь пристанище и стать вашим подданным.

Вэнь-гун указал ему — где поселиться.

Ученики Сюй Сина, числом в несколько десятков, все как один ходили в сермягах, плели простую обувь и циновки — и тем кормились.

Чэнь Сян, что был учеником Чэнь Ляна, и брат его Синь, взвалив на плечи сохи, явились в Тэн из Сунского царства и сказали:

— Прослышали мы, что вы, государь, ввели у себя правление мудрецов и что и сами вы — мудрец. Хотели бы стать вашими подданными.

Чэнь Сян повстречался с Сюй Сином и испытал великую радость. Он вовсе забросил прежнее свое учение и стал учиться у Сюй Сина. А повстречавшись как-то с Мэн-цзы, пересказал ему речи Сюй Сина:

— Тэнский государь и впрямь мудр. И все же еще не постиг истинного пути. Мудрец пашет землю вместе с народом — и этим кормится. Сам готовит себе еду — и правит. У тэнского же государя есть и житницы, и амбары — это значит, что он, чтоб себя прокормить, обирает народ. Может ли мудрый так поступать?

— А ваш учитель Сюй,— сказал Мэн-цзы,— конечно же, ест просо, которое посеял сам?

— Да,— сказал Чэнь Сян.

— И, разумеется, носит платье из ткани, которую сам же и выткал?

— Нет,— сказал Чэнь Сян,— учитель Сюй ходит в сермяге.

— А носит ли он шапку?

— Носит.

— Какую же?

— Из грубой ткани.

— Он сам ее ткал?

— Нет, выменял на просо.

— Отчего же учитель не соткал ее сам?

— Это помешало бы ему пахать.

— А пищу себе учитель Сюй варит в котлах и в горшках? И пашет железным плугом?

— Да,— сказал Чэнь Сян.

— И сам же все это изготовляет?

— Нет, выменивает на просо.

— Но ведь, меняя свое просо на утварь и орудия, разве не обирает он тем самым гончаров и литейщиков? А гончар и литейщик, меняя утварь на просо, не обирают тем самым крестьянина?! Так отчего бы учителю Сюю не стать самому гончаром и литейщиком и брать все, что нужно, в собственном доме? Почему он выменивает у ремесленников то одно, то другое? На что ему эта морока?