Лисевич - Из книг мудрецов (проза древнего китая)

— Но он уже не раз бывал при дворе,— сказал Шу Ню,— и государь пожаловал ему кольцо из нефрита. Он уже носит его на поясе.

Шусунь повелел позвать Жэня и увидел, что тот и вправду носит на поясе кольцо. И отец, впав в ярость, убил сына.

У Жэня был старший брат, звали которого Бин. Шу Ню, ему завидуя, замыслил погубить и его. Однажды Шусунь повелел отлить для сына колокол. Когда колокол был готов, Бин не посмел в него ударить, но послал Шу Ню к отцу— испросить на то дозволения. Шу Ню же не стал испрашивать дозволения и, желая обмануть Бина, сказал ему:

— Я уже спрашивал. Отец разрешил тебе ударить в колокол.

И Бин ударил. Шусунь же, услыхав, сказал:

— Не спросив разрешения, самовольно ударил в колокол!

И в гневе прогнал сына прочь. Бин уехал в Ци. Через год Шу Ню выпросил для него прощение—и Шусунь послал его за сыном. Но Шу Ню и не подумал предложить Бину вернуться домой. Отцу же доложил так:

— Звал я его. Только сын ваш очень уж рассержен и домой возвращаться не хочет.

И Шусунь, впав в ярость, послал в Ци людей с приказом убить сына.

И вот, когда оба сына Шусуня погибли, а сам он заболел, Шу Ню стал ухаживать за ним в одиночку. Он удалил от больного всех приближенных и никого к нему не подпускал, объяснив это так:

— Шусунь не хочет слышать человеческого голоса!

Он перестал его кормить — и уморил голодной смертью. Когда же Шусунь скончался, Шу Ню никому о том не сказал и, обобрав его сокровищницу дочиста, бежал в Ци.

***

Пан Гун, отправляясь вместе с наследником престола заложником в Ханьдань, сказал вэйскому царю:

— Если бы нынче кто-то сказал, что на рынке объявился тигр,— вы бы этому поверили?

— Не поверил бы,— сказал царь.

— А если бы два человека сказали, что на рынке объявился тигр,— вы бы поверили этому?

— Не поверил бы,— сказал царь.

— А если бы три человека сказали, что на рынке объявился тигр,— тогда бы вы поверили?

— Тогда бы поверил,— сказал царь.

— Ведь ясно же,— сказал Пан Гун,— что нет на рынке никакого тигра. Но если три человека скажут, что он есть,— он появится! А ведь Ханьдань будет подальше от вэйского царства, чем рынок от вашего дворца, и людей, что захотят меня очернить, будет побольше, чем трое. Надеюсь, что вы, государь, примете это во внимание.

И что же? Когда Пан Гун вернулся из Ханьда - ня — царь не пожелал его видеть!

***

Дун Яньюй был правителем Нагорной области в Чжао. Однажды, проезжая по горам Шиишань, он увидал там ущелье в сотню жэней глубиной, с крутыми, как стены, склонами. И спросил у жителей окрестных селений:

— Люди когда-нибудь туда спускались?

— Нет, никогда,— ответили жители.

— Может, спускались туда несмышленые дети? Помешанные? Слабоумные?

— Нет, никогда,— ответили жители.

— А может, спускались коровы, лошади, свиньи, собаки?

— Нет, никогда,— ответили жители.

И Дун Яньюй, глубоко вздохнув, сказал:

— Вот теперь я могу управлять. Если мои законы будут столь же безжалостны, как это ущелье, где каждого смельчака ждет погибель,— никто не посмеет их нарушать. Почему бы тогда и не править?!

***

Цзычань был чжэнским первым министром. Тяжело больной и будучи при смерти, он призвал к себе Ю Цзи и сказал ему:

— После моей кончины ты станешь управлять Чжэнским царством. С людьми обходись построже: огонь жесток — и оттого люди редко обжигаются; вода мягка — и оттого они часто тонут. Ужесточи наказания — чтоб никто не тонул из-за твоей мягкости.

Но когда Цзычань умер, Ю Цзи не захотел ужесточать наказания. И чжэнская молодежь, собравшись в шайки, занялась разбоем. Укрывшись на Камышовом озере, разбойники стали угрожать самому государству. Пришлось Ю Цзи, возглавив конное войско, вступить с ними в сражение. Сражение длилось целый день и целую ночь — лишь тогда удалось их осилить. И Ю Цзи сказал, глубоко вздыхая:

— Послушайся я вовремя советов Учителя— не пришлось бы теперь сожалеть, что дело зашло так далеко!

***

Вэйский царь Хуэй-ван как-то спросил Бу Пи:

— Не слыхал ли — какая идет про меня слава?

— Я слышал,— ответил Бу Пи,— что царь у нас добрый и щедрый.

— Если так,— сказал обрадованный царь,— каковы же будут мои заслуги?

— Вы приведете царство к гибели,— ответил Бу Пи.

— Но доброта и щедрость — прекрасные качества,— сказал царь.— Как же можно, обладая ими, привести царство к гибели?!

— Добрый лишен строгости,— сказал Бу Пи,— а щедрый любит одарять. Если лишен строгости — значит, не наказывает провинившихся. Любит одарять — значит, награждает не по заслугам. Но если виновных не наказывают, а недостойных награждают—разве не кончится это гибелью царства?!

***

Юэский царь Гоу Цзянь, увидав на дороге лягушку, что напыжилась в гневе, оперся на передок колесницы и почтительно склонил пред нею голову.

— Зачем вы воздаете почести лягушке? — спросил возница.

— Если она такая храбрая,— ответил царь,— как же ее не почтить?

А воины и народ, услыхав о том, говорили:

— Царь даже лягушке воздает почести — за храбрость. Что же он скажет об истинных храбрецах?!

И тогда же нашлись такие, что перерезали себе горло, завещав свою голову государю.

***

Ханьский князь Чжао-хоу велел припрятать свои поношенные штаны.

— Вы не великодушны, государь,— сказал слуга.— Прячете свои штаны, вместо того чтоб подарить кому-нибудь из приближенных.

— Ничего ты не понимаешь,— сказал князь.— Я вот слыхал, что мудрый государь скупится даже улыбнуться лишний раз или нахмурить брови. А если уж улыбнулся или нахмурился — так, значит, есть тому причина. А тут — штаны, а не какая-нибудь там улыбка или нахмуренная бровь! Штанам совсем другая цена! Вот и хочу дождаться человека, который их заслужит. Пока же такого нет — лучше их припрятать.

***

Циский царь Сюань-ван, желая послушать игру на свирели, непременно требовал, чтоб играли сразу триста музыкантов. Некий отшельник из южного предместья тоже вызвался играть для государя. Царь благосклонно внял его просьбе и назначил ему содержание, как и прочим. Когда же Сюань-ван скончался, на престол взошел Минь-ван. Тот любил сольные выступления. И отшельник поспешил удрать.

***

Сунский первый министр послал как-то раз одного из приближенных на городской рынок и, когда тот вернулся, спросил:

— Ну, что же ты видел на рынке?

— Да ничего особенного,— ответил посланец.

— И все-таки — что же?

— За южными воротами,— сказал посланец,— полно коров и повозок, с трудом удалось проехать.

— Никому не говори, о чем я тебя спрашивал,— сказал министр. А затем, вызвав к себе рыночного надзирателя, сделал ему замечание:

— Почему у рыночных ворот столько навоза?

И надзиратель, пораженный, что министр так быстро про это узнал, стал исполнять свою службу с трепетом