Марьяна Сурикова - Мотылек

— Едем домой, Рози. Пора убираться отсюда.

В конюшне ждали осёдланные лошади. Граф посадил меня в своё седло, сам устроился позади и крепко прижал к себе одной рукой. Джим запрыгнул на свою лошадку и спросил:

— Как будем уезжать, по главной дороге или через лес?

— Через лес, — ответил Джаральд, — лучше, если нам не встретятся на пути одинокие и любопытные путники, которые смогут нас запомнить.

— Понял, хозяин.

Они тронули лошадей, а я прислонилась к груди графа, прикрыла глаза, когда Джаральд вдруг негромко спросил:

— Говорить можешь?

Покачала головой.

— Значит, не скоро отпустит, — резюмировал отчим. — Если планировали отрезать язык, то побеспокоились обезболить. Помнишь, как до постоялого двора добрались?

Промычала что-то, выражая отрицание. Я помнила все только с того времени, как очнулась утром от боли в груди, а происшествия с момента опаивания, будто подёрнулись тёмной мглой.

— Что помнишь? Как за ворота выходила?

Помотала головой.

— Как клеймо ставили?

Я кивнула.

— Одурманили на славу. Думаю, вы бы запомнили все произошедшее как страшный сон... в случае благополучного исхода, — негромко добавил он.

Благополучного исхода? По телу прошла дрожь. А вдруг Эмили не выжила после этого кошмара? Я повернула голову, обрисовала в воздухе руками женскую фигуру, пытаясь узнать про послушницу.

— Вторая девушка?

Я кивнула.

— Она в порядке, не волнуйся.

Я отвернулась, устремляя взгляд на видневшуюся неподалёку гору, а граф опять прижал к себе.

— Ты потеряла сознание от боли?

Я не сразу поняла, что он спрашивал о том, как меня клеймили. А сообразив, сделала рукой отрицательный жест.

— Тебе было больно там, у сарая?

Покачала головой почти незаметно. Вот сейчас я ощутила стыд. Спасительное безразличие полностью растворилось, и услужливая память воскресила мои воспоминания. Прикусила губу, опуская глаза вниз на его руки, сжимавшие поводья.

— Прекрасно, — коротко бросил граф, а потом пришпорил коня, пуская его в галоп.

Ехали практически без остановок, только меняли лошадей. Граф торопился поскорее достичь замка. Раз я снова задремала, пригревшись на груди Джаральда, и сквозь сон слышала, как они негромко переговариваются с Джимом. Их слова причудливо переплелись с моими грёзами, вызывая яркие и странные картинки. Камердинер выспрашивал у отчима подробности драки в часовне, а граф отвечал. Сейчас уже сложно сказать, что именно он рассказывал, но воспоминания от навеянного его словами сна сохранились в памяти очень отчётливо.

В полутемной часовне горели свечи. Посреди круглого пространства возвышался алтарь, а на нём лежала обнажённая девушка. В руках она сжимала зажжённые свечи. Кровь из пореза на тонком запястье крупными каплями стекала в ритуальную чашу.

Вокруг возвышения бесновались ряженые участники ритуала. Они подпрыгивали, крутились в диком танце и распевали странные гимны. У изголовья алтаря стоял человек в чёрных одеждах, но без креста. Он листал требник с чёрными и белыми страницами вперемешку и совершал крестное знамение наоборот. Внезапно он громко выкрикнул какие-то слова на латыни, поднимая руку с зажатым в ней гусиным огузком, и пляска вокруг прекратилась.

К девушке приблизился наряженный козлом человек с рогами на голове. Он забрался на алтарь, чтобы устроиться поверх распятой девственницы, а за ним уже маячили другие участники мессы, ожидавшие своей очереди. Когда ужасный ряженый протянул к обнажённой груди свои скрюченные пальцы, двери часовни распахнулись, и внутрь ворвались гвардейцы архиепископа.

Его Высокопреосвященство отдал приказ схватить всех, кто принимал участие в чудовищном ритуале, но по возможности сохранить им жизнь. Благодаря неожиданному появлению гвардейцы выиграли несколько минут, прежде чем сектанты схватились за шпаги, и началась настоящая бойня.

Вокруг раздавался звон оружия, крики, стоны, кровь лилась рекой. Среди кошмарного безумия, прямо в самой гуще схватки, отчаянно бился человек в чёрной маске. Его шпага мелькала в воздухе, отражая удары противников. Он ловко уклонялся от обманных выпадов и за короткое время ранил нескольких сектантов, когда на него вдруг напали со спины. Человек в маске успел увернуться от рокового удара, но острый кончик шпаги рассёк кожу на его руке и оцарапал правый бок. Раненый дуэлянт отпрыгнул в сторону, подобно гибкой кошке, и проткнул противника одним точным ударом. Двое сектантов сменили поверженного, вынуждая человека в маске отступить в угол часовни. Он запнулся, зацепившись ногой за чьё-то тело, и упал, быстро откатываясь в сторону. С удивительным проворством уклонился от удара кинжалом, нацеленного выколоть его глаз, вскочил на ноги, оглушил одного из нападавших рукояткой шпаги и ранил второго противника точно в грудь.

Кровопролитная драка закончилась неожиданно, когда того, кто верховодил чёрной мессой, закололи прямо у алтаря. В рядах сектантов началась паника, и гвардейцы бросились ловить и связывать пытавшихся сбежать людей, вытаскивая обездвиженных «покровителей» на улицу.

Человек в чёрной маске покинул часовню последним. Переступая через тела поверженных и оглушённых противников, он подошёл к распростёртой на алтаре девушке, закутал её в серый плащ и поднял на руки. Порыв ветра из открытой двери ворвался внутрь и загасил все свечи, погружая старую часовню во мрак...

Я вздрогнула во сне и резко проснулась.

— Бумаги я уничтожил, — коснулся слуха тихий голос Джаральда, — взамен дал слово сохранить все произошедшее втайне. С остальным разберутся слуги архиепископа.

— А что с той девушкой дальше стало?

— Она — собственность ордена. Сошлют в другой монастырь и забудут.

— Вас не узнали?

— Я был в маске. Тот, кто видел моё имя на бумагах, уже покинул этот свет.

— С божьей помощью все закончилось благополучно. Раны поди сильно болят?

— Это царапины.

Замка мы достигли уже затемно. Джаральд протянул руки, снял меня с лошади и повёл за собой. Я шла медленно, а когда приблизились к самым дверям, в испуге затормозила, крепко сжимая руку отчима. Граф обернулся, я покачала головой, знаками пытаясь выразить своё нежелание входить в дом. Хотела дать ему понять, что боюсь не самого замка, а мачехи. Он задумчиво посмотрел на меня и ответил:

— Я со всем разберусь, Рози.

Мы вошли в главный холл, освещённый свечами, нас встретили ночной слуга и дворецкий. Мой испуганный взор мгновенно приковала женская фигура, застывшая на площадке широкой лестницы.

— Ты вернулась, Розалинда? — спросила мачеха. Катрин владела собой просто превосходно.

Я снова замерла, а граф вышел вперёд и отвесил жене поклон.