Владимир Кирсанов - 69. Русские геи, лесбиянки, бисексуалы и транссексуалы

Осенью 1958 года Нуреев дебютировал на сцене Кировского – сразу вместе с примой этого театра. Все пришло в движение: закулисье, балетная критика, публика. Но чем больше становилось у Нуреева поклонников в зале, тем больше врагов и завистников – за кулисами. И он сам давал тому немало поводов: едва ли не требовал ролей и дерзил ветеранам.

К девушкам Рудольф не проявлял особого интереса. Впрочем, и к мальчикам тоже… Его полностью захватил новый мир прекрасных людей – звезд театра, кино и эстрады.

За дерзостью в быту (у Нуреева совершенно не было друзей) следовала дерзость на подмостках. В финальном акте «Дон-Кихота» он почти повторил сценический подвиг Нижинского в «Жизели», отказавшегося танцевать в панталонах. Шантажируя руководство срывом спектакля, Нуреев вышел на сцену в одних трико, без, как он выразился, «абажурчиков».

Общаясь с зарубежными звездами, которые зачастили в Москву перед началом хрущевской «оттепели», Нуреев стал мечтать о возможности такого танца, который бы не регламентировался размерами панталончиков и пачек, а стремительно двигался вперед, высвобождая красоту тела человека и… его инстинкты.

Первый недолгий гомосексуальный роман случился у Нуреева во время продолжительной поездки на Берлинский фестиваль с «очень милым и симпатичным мальчиком». Так что осуществленный менее чем через год прыжок был уже не только вперед к творческой независимости, но и навстречу к свободе любви и секса.

В тот день 16 июня 1961 года Нуреев стал танцовщиком с самым высоким гонораром в мире – 8 000 долларов в месяц. И через неделю уже блистал на парижской сцене… Триумфы следовали один за другим, на ворчание отдельных критиков в газетах, вроде коммунистической «Юманите», никто не обращал внимания.

Карьера Нуреева в балете – это бесконечная череда достижений. Успехи на лучших балетных сценах мира, создание в 1974 году собственной труппы «Нуреев и друзья», руководство балетом парижской «Гранд-Опера» (1983-1989). За 30 лет на Западе он сотни раз выходил на сцену как танцовщик и поставил около 20 балетов как хореограф и балетмейстер.

Лучшие театры мира готовы были принять у себя Нуреева, любые звезды воспринимали его, если не как своего соперника, то как соседа по театральному поднебесью. В одну из таких звезд, затмивших его на гастролях в Ленинграде, Нуреева угораздило влюбиться. Это был танцор Королевского датского балета Эрик Брун. Едва ли не первая и главная страсть на всю жизнь. Эрик Брун… К нему он неизменно возвращался. В то же время были бесконечные случайные связи, походы по маленьким потайным притонам «Ла Дус», «Артс энд Баттлдрес» и геевским баням, желание анонимного секса, «ужасающий непомерный аппетит на любовников». Удовольствие и восторг – на сцене и в жизни, примерно до середины 1980-х, когда в мире заговорили о СПИДе.

Эрик Брун стал путеводной звездой Нуреева в любви. А его нитью Ариадны к славе на сцене оказалась женщина – Марго Фонтейн, прима Лондонского королевского театра. Фонтейн была последней балериной, которой Нуреев позволил выбрать себя в партнеры. Далее он принимал подобные решения только сам. Пара Нуреев – Фонтейн, представленная в «Ковент-Гардене», стала феноменом во всех смыслах: публика неистовствовала и сходила с ума. Во время гастролей в Америке балетоманы жили в палатках у «Метрополитен-опера», чтобы попасть на спектакль с Марго и Рудольфом. И так – по меньшей мере два десятилетия…

Нуреева возбуждала истероидность поклонников. Он принимал условия их игры и устраивал скандалы, превращая бытовой и сценический дебош в искусство. Пресса 1960-1980-х годов столь же часто восторгалась талантом Нуреева, как и вспоминала его дурной нрав. Чего стоила подножка партнерше Наталье Макаровой во время «Лебединого озера» под открытым небом во дворике Лувра… А в Америке он несколько раз умудрился спровоцировать свой арест.

Демонстрируя высочайшую степень профессионального мастерства в классическом танце, в общении и на широкой публике Нуреев вел себя как поп-звезда, охотно выступал в многочисленных телешоу, снялся в кино… Но главное – он стал первым откровенным геем на балетной сцене, хотя и никогда не заявлял о своей гомосексуальности. Любовь мужчины к мужчине жила в его плоти и проявляла себя в непозволительной прежде степени эротичности, которая на сцене Кировского театра могла показаться бесстыдством.

Ошеломительные полеты Нуреева над сценой и новаторские, каких мир балета не знал со времен Нижинского, эксперименты и нововведения в технике танца и костюме в значительной степени определили основные направления развития балета на десятки лет вперед. Они показали возможность взаимодействия классического танца и танца-модерн.

Нуреев, благодаря природной экспрессии, безумной работоспособности, конечно, таланту и особенной сексуальной привлекательности, которая может быть только у гомосексуала, положил конец восприятию танцовщика как вспомогательной фигуры на сцене.

А еще его жизнь была борьбой – за свободу танца, за свободу творческой мысли, за возможность увидеть умирающую мать. И, наконец, за возвращение в Россию, на сцену Мариинки, уже больным – на самом излете своей яркой жизни.

Он умер от СПИДа 6 января 1993 года в возрасте 54 лет.

Свое многомиллионное состояние Нуреев оставил двум фондам – Европейскому и Американскому. И почти ничего – родственникам и любовникам. Гей-сообщество было особенно недовольно: ни доллара на исследования в области СПИДа и гроши на поддержку ВИЧ-инфицированных танцоров. Даже в американских некрологах сквозила некоторая неприязнь к противоречивому Нурееву, которому и после смерти пресса не преминула напомнить его «антисемитские выходки» и дебоши на сцене и за кулисами…

«Изнеженный ангел падения». Евгений Харитонов (11 июня 1941 – 29 июня 1981)

Евгений Харитонов - человек широкого дарования: поэт, прозаик, драматург, переводчик, актер и режиссер. Поэт Дмитрий Пригов в своем некрологе, опубликованном в эмигрантской прессе после внезапной кончины Харитонова, назвал его «одним из талантливейших прозаиков в нынешней русской литературе». Но он был не просто талантлив - он был потрясающе талантлив… Харитонов не только сделал предметом литературы свой гомосексуальный быт… Гейскость стала тем узором, орнаментом жизни, который выделял его среди других, превращая в неповторимого художника.

Родился Евгений Харитонов в Новосибирске за десять дней до начала Великой Отечественной войны. Он рос «добрым мальчиком с мягким сердцем», его воспитанием занимались две женщины – мама, Ксения Ивановна, и бабушка. Как раз во время войны в Новосибирске завершалось строительство грандиозного здания театра оперы и балета. Маленького Женю привели туда, когда ему еще не исполнилось и десяти. Опера с ее преувеличенной эстетикой – колоссальными перепадами от вычурных условностей до естественного выражения самых тонких чувств – произвела на мальчика великое впечатление. Необычный метаязык, который определит его литературную индивидуальность, запрограммирован был уже теми невероятными эмоциями, что вызвали в сознании ребенка оперные спектакли в Новосибирском театре.