Марк Амусин - Далеко ли до будущего?

В 1965 году Стругацкие опубликовали повесть "Понедельник начинается в суб­боту", непринужденно соединяющую фольклорную традицию с ультрасовре­менными реалиями века НТР. И в этой, на первый взгляд абсолютно несерьезной "сказке для младших научных сотрудни­ков", возникают мотивы важные и ха­рактерные. Научно-Исследовательский Институт Чародейства и Волшебства — НИИЧАВО — выступает в повести сим­волом современного научного учрежде­ния, а его сотрудники — маги — явно представительствуют от лица молодой ин­теллигенции, столь активно и победитель­но входившей в жизнь на рубеже 60-х го­дов. Интеллигенция эта несла с собой дух абсолютной преданности делу, непочти­тельности к любым авторитетам, кроме авторитета точной научной истины, дух бескорыстия, независимости, оптимизма. Немало наивного, не выдержавшего ис­пытания временем было в упованиях и декларациях этого поколения. Но можно ли отрицать его искренность, убежден­ность, нравственный максимализм?

В повести Стругацких этот социально­психологический феномен обрел вырази­тельность и законченность художествен­ного образа, обрел яркий "имедж". Моло­дые герои "Понедельника" влюблены в свою работу, исповедуя несколько даже ригористический культ дела, а главное, убеждены, что в их пробирках и колбах, у их осциллографов творится субстанция человеческого счастья. Это не мешает им быть раскованными, остроумными, жиз­нерадостными. В повести играет озорной и победоносный дух молодости.

И тут же, рядом с этими веселыми подвижниками науки, возникает фигура профессора Выбегалло, демагога и невеж­ды. Выбегалло, изъясняющийся на смеси французского с нижегородским, занят по­строением действующей модели "идеаль­ной" человеческой особи — потребителя, все культурные запросы которого должны вырастать на базисе безотказно удовлет­воряемых материальных потребностей. Там же, в коридорах, в кабинетах НИИ­ЧАВО, мелькают, пока еще эпизодиче­ски, разного рода администраторы и кан­целяристы, всячески досаждающие ученым-магам, вставляющие им палки в ко­леса.

Вслед за этой повестью Стругацкие создают подряд несколько произведений, в которых острополемически трактуются насущные вопросы тогдашней обществен­ной жизни. Здесь возникает калейдоскоп гротескных ситуаций, хоровод сатириче­ски обрисованных образов, воплощающих разные грани социального неразумия. В "Сказке о тройке" знакомые нам по "Понедельнику" Саша Привалов и Эдик Амперян оказываются лицом к лицу с разбушевавшейся стихией демагогиче­ского бюрократизма, грозящего поглотить все живое вокруг. В фантастическом горо­де Тьмускорпионь заседает Комиссия по Рационализации и Утилизации Необъясненных Явлений. Глава этой комиссии — так и хочется назвать его Главначпупсом — Лавр Федотович Вунюков и его присные Хлебовводов и Фарфуркис во­площают стиль сугубо формального уп­равления, бездушного и безмысленного, лишенного всякой живой связи с управ­ляемыми объектами, всякого понимания их сути. Стругацкие точно фиксируют здесь черты типажа ответственного ра­ботника — порождения только что ото­шедшей тогда эпохи: и подкрепление любой своей нелепости ссылками на авто­ритет народа, от имени которого только и глаголет данный администратор; и объ­явление всего лежащего за рамками его представлений вредным и ненужным; и отождествление интересов общества со своими собственными. Скрипит и громы­хает в повести действующая на принципе дурного автоматизма, заправленная одни­ми лишь начетническими цитатами и ло­зунгами бюрократическая машина.

В сходной манере жесткой социальной сатиры, доходящей до гротеска, выполне­на повесть "Улитка на склоне" (та ее часть, которая была опубликована в жур­нале "Байкал", 1968, № 1, 2). Перед нами жутковатый в своей бессмысленно-кипучей активности мир некоего Инсти­тута, сотрудники которого заняты изуче­нием загадочного и непостижимого Леса. Точный предмет исследования, равно как и его цель, никому не ясны, что порожда­ет всеобщую путаницу и неразбериху, стыдливо прикрываемые видимостью строгой, чуть ли не казарменной дисцип­лины.

Во всех этих произведениях главная мишень писателей — архаичный, дорого обходящийся обществу стиль управления, некомпетентный и недемократичный по своей сути. А вот в повести "Второе на­шествие марсиан" Стругацкие обраща­ются к исследованию типа сознания, во многом порождаемого подобными дефор­мациями общественных структур и меха­низмов. Точно воссоздана здесь атмосфе­ра захолустного городка, обитатели кото­рого проводят дни в сплетнях и пересу­дах, в обсуждении реальных происше­ствий и фантастических слухов. "Анти­герой" повести, отставной учитель гимна­зии Аполлон — человек не злой и даже не начисто безнравственный. Просто он убежден: в его судьбе все определяется не зависящими от него причинами, игрой внешних сил, которым приходится безро­потно подчиняться. Долгое время вопло­щением такой силы было для него прави­тельство, которое платило Аполлону жа­лование, а потом пенсию, обеспечивая тем самым его скромное благополучие. И Аполлон служил правительству без во­просов и сомнений. Но вот ситуация изменилась, что-то произошло — идут слухи то ли о перевороте, то ли о высадке марсиан. Стругацкие добиваются яркого комического эффекта, демонстрируя ту эластичность, подвижность, с которой обывательский здравый смысл приспосаб­ливается к самым немыслимым обстоя­тельствам. Мысль о необходимости подчи­няться пришельцам, которых, к тому же, никто еще и в глаза не видел, без помех овладевает сознанием жителей городка, привыкших к нерассуждающему повино­вению. Тем более, что в повседневном их существовании почти ничего не измени­лось, а уровень жизни горожан даже повысился.

Что же касается таких материй, как человеческое достоинство, совесть, свобо­да, исторические и культурные ценно­сти — то для Аполлона и ему подобных это роскошь, духовный десерт, который можно себе позволить во времена благопо­лучные. Но если эти абстракции требуют от человека поступков, сопряженных хоть с минимальным риском — их следует не­замедлительно отбросить. Этим нехитрым правилом и руководствуются Аполлон и его сограждане в сложившейся ситуации.

Как видим, в середине и конце шести­десятых годов Стругацкие в своих про­изведениях поднимают вопросы, актуаль­ные и для того времени, но особенно громко резонирующие сегодня — вопро­сы демократизации общественной жизни, раскрепощения творческой энергии наро­да. Они ведут борьбу с самыми различны­ми проявлениями косности, социальной рутины. Они берут "социальный интег­рал" конформизма, эгоизма, безответ­ственности, они рассматривают эти каче­ства "под знаком вечности" и обнажают их несовместимость с идеалами комму­низма, с родовыми интересами человече­ства. И не случайно противники всего живого, честного, мыслящего наносят в это время Стругацким несколько ощути­мых ударов — не полемической шпагой, а дубиной. В 1969 году повесть "Второе нашествие марсиан" была подвергнута разносной критике сразу в двух периоди­ческих изданиях: "Журналисте" и "Огоньке". В фельетоне Ивана Краснобрыжего "Двуликая книга" и статье Ива­на Дроздова "С самой пристрастной лю­бовью" совпадают и набор обвинений, и методика их обоснования, и даже от­дельные формулировки. Логика удручаю­ще проста: если писатели изображают в обобщенном виде какие-то негативные явления, значит — злонамеренно подме­няют таким изображением картину на­шей героической и патетической действи­тельности.