Геннадий Николаев - Освобождение Звезды

(Из выступления автора на общем собрании ленинградских писателей 01.03.89)

Обо всем этом сказано и написано уже немало, но в общей картине все­гда бывают любопытны детали.

По всем старым канонам формирование редколлегии, как и все измене­ния в ней, находилось в компетенции главного редактора. Однако он лишь предлагал кандидатуры, а утверждал состав редколлегии и все изменения — руководящий орган Союза писателей СССР, т.е. секретариат. Нигде, ни в каких документах вы не найдете указаний на то, что существовал еще один, самый главный этап этого процесса: «одобрение» (считай, утверждение!) членов редколлегии в обкоме партии. С этим нам пришлось столкнуться в первую же неделю работы.

Я был убежден, что для успешного обновления журнала редколлегия должна быть изменена радикально, и те люди, которые были в ее составе по 20—30 лет и которые голосовали за публикацию черносотенных, позорящих журнал произведений, должны уйти.

К чести Холопова и Жура, они сами подали заявления с просьбой выве­сти их из состава редколлегии. Другим пришлось написать вежливые пись­ма. Таким образом, вопрос с выводом из редколлегии прошел безболезнен­но, но с «вводом» новых членов оказалось не всё так просто.

Наивно полагая, что в новых условиях главному редактору отпущено больше прав, я принес в отдел культуры обкома список новой редколлегии в форме письма в секретариат СП СССР от главного редактора подведомст­венного секретариату журнала. И это очень не понравилось партийным то­варищам. Они-то думали, что я приду с черновичком, который они будут чиркать и править, как им вздумается. А я, чудак, принес готовый текст. Ре­шить вопрос одним махом, «списком», не удалось. В обтекаемой форме мне дали понять, что некоторые мои кандидаты вызывают сомнения. Почему? Ответа нет — есть просьба: подумать еще, более тщательно, посмотреть по­шире. А кто конкретно не устраивает? Тогда на полях моего письма, напро­тив фамилий известных и даже очень известных писателей, появились во­просики. При этом были сказаны иезуитски-уклончивые фразы, вроде: «Не­ужели вы не замечаете в составе редколлегии некоторый перекос?... Мы хотели бы видеть редколлегию более солидной... Репутация некоторых писа­телей, таких как А., Г. или П., просто вызывает сомнение... Пожалуйста, по­сылайте, это ваше право, но есть мнение, что ваш список не будет утверж­ден секретариатом СП СССР...» — «Хорошо, я подумаю», — ответил я и в тот же день отправил письмо в Москву Ю. Н. Верченко.

Через несколько дней он мне позвонил и с явным неудовольствием ска­зал, что я прислал «сырой» документ: в таком виде список не пройдет, нет визы обкома. «А где написано, что мы должны получать у них визы?» — спросил я. «Такова практика!» — уже с раздражением ответил Верченко, и я отчетливо представил себе, как побагровели и надулись его щеки, плавно переходящие в затылок. «Значит, вы тоже считаете, что я должен вычерк­нуть из списка Якова Гордина, Юрия Карякина, Александра Кушнера, Бори­са Стругацкого, Адольфа Урбана, Сергея Тхоржевского, Андрея Арьева, Ва­лерия Попова? И кто же останется? В конце концов, кому работать, мне или обкомовским чиновникам?» Юрий Николаевич прикрякнул, раздражен­но проворчал что-то, боюсь, непечатное и бросил трубку.

На следующий день меня снова пригласили в обком. На официальных лицах выражение торжества: дескать, а что мы тебе говорили! И этак сверх­любезно приглашают заново пройтись по списку. Появляется традицион­ный партийный чай с печеньем, и мне одну за другой предлагают две канди­датуры, которые, по их мнению, хоть как-то уравновесят редколлегию. И кто же они, «уравновешивающие»? Сергей Воронин и Евгений Туинов! «Значит, — спрашиваю я, — если я соглашусь включить их в состав редкол­легии, то все мои кандидаты будут пропущены?» — «Нет, не все...» — «А кто не будет?» — «Областной комитет категорически возражает против Гордина». — «Почему?» — «На то есть веские причины». — «Какие?» — «Есть факты, свидетельствующие не в его пользу». — «Тогда сообщите их мне, я тоже хочу знать, с кем предстоит мне работать». — «Но разве вы не догадываетесь? Вы же умный человек». — «Значит, не очень умный, объяс­ните». — «Ну как же, все эти его экстремистские выступления на собрани­ях, потом поведение во время суда над Бродским, его компрометирующие связи с западными реакционными изданиями...» — «И всё?!» — «Вы считае­те, этого мало?» — «Я считаю, что Яков Гордин талантливый писатель, круп­нейший специалист по истории России, порядочнейший человек, без него я не мыслю новой редколлегии „Звезды"». — «У областного комитета другое мнение...» — «А я категорически против Воронина и Туинова, почему — вы отлично знаете. И не только я против. Если мы вынесем эти ваши кандида­туры на писательское собрание как предложение областного комитета пар­тии, то областной комитет партии может оказаться в очень неловком поло­жении. Надеюсь, вы понимаете, какая реакция будет у писательского собра­ния. И я уверен, что собрание поддержит мой список! Скажите, зачем после скандала с моим назначением вам требуется еще один скандал, с утверждением редколлегии? У меня предложение: сейчас эпоха обновления, давайте, в порядке эксперимента, оставим тот состав, который предложила сама редакция. Если дела пойдут неважно и у обкома партии возникнут претензии, будем вместе думать, кем и как укреплять. Вы мое-то положение поймите: я же уже поговорил с людьми, они дали согласие...» Мои оппонен­ты переглянулись. Похоже, я их убедил. Да, это была победа! Мы пожали друг другу руки, и я ушел, уверенный в том, что вопрос с редколлегией уда­лось «свалить». Причем мне было обещано, что, учитывая срочность вопро­са, «виза» обкома будет передана Верченко сегодня же, по телефону.

Вечером я позвонил Верченко. Да, обком утвердил всех, кроме Гордина...

Получив этакий «сюрприз», я сгоряча хотел было позвонить Попову и высказать ему все, что я о нем думаю, и не только я. Однако, успокоившись и поразмыслив, решил, что «мы пойдем иным путем». На следующий день, передавая в производство новый титул журнала, я сохранил в нем и имя Я. А. Гордина. Чего мне было бояться! За мной вся мощная писательская ор­ганизация — пусть только попробуют тронуть!

Сегодняшнему читателю все эти переживания могут показаться ка­ким-то бредом, полной чепухой, но тогда...

Итак, очередной номер журнала с новым титульным листом отправился в типографию и — после набора — в Горлит. И то ли кто-то «стукнул» из своих, то ли Горлит был предупрежден обкомом, но номер с фамилией Гор­дина в составе редколлегии был остановлен цензурой. На мой вопрос, поче­му задерживается номер (кажется, четвертый), цензор сказал, что вопрос не к нему, а к обкому. Я позвонил в обком, мне было сказано, что номер задер­жан из-за несогласованного состава редколлегии. «Гордин?» — спросил я. «Да!» — ответили они.