Владимир Калиниченко - «Точка отталкивания»-1

Приказы Генерального прокурора СССР требовали самых жестоких мер по отношению к должностным лицам, укры­вающим преступления от учета. Но после очередного вы­явления такого рода злоупотреблений (и как следствие — роста неблагополучных показателей по региону) стали прак­тикой вызовы в обком, в отделы административных органов. Там чересчур ретивому прокурору напоминали, где он состо­ит на партийном учете, и отечески наставляли, что он и начальник милиции «ходят» в одной упряжке и ссориться из-за такой мелочи, как укрытие преступлений, право, глупо. С прокурора спрашивали за рост преступности, а отнюдь не за состояние надзора за деятельностью органов внутренних дел. Насколько принципиальным он оставался после этого, было делом совести каждого конкретного человека.

Укрытия, набирая темп, развращали личный состав ра­ботников милиции. Как следствие, ширились их злоупотреб­ления, выявлялись многочисленные факты рукоприклад­ства, превышения власти, а наказание за это подрывало бы всю создаваемую систему лакировки действительности. Допу­стить этого Николай Анисимович Щелоков не мог.

Неофициально, с соблюдением строгой секретности, на­чался сбор компрометирующих материалов на работников органов прокуратуры, занимающихся расследованием дел о таких злоупотреблениях.

«Ссориться с нами нельзя, — поучал меня, молодого прокурора следственного отдела прокуратуры области, на­чальник одного из райотделов милиции. — Вот был у нас один мальчишка, который только что назывался следовате­лем. Прибежал к нему один ханыга. «Избили, — кричит, — в комнате милиции! Разве это представители власти?» Он со мной не посоветовался и — раз: двух моих в КПЗ. Пришлось ему фотографии показать и кое-какие записи его общения с подругами. Сразу стал, как шелковый. Так-то!»

Укрывались преступления, совершенные гражданами, росло количество жалоб и заявлений об этом. В ход шли шантаж, угрозы, рукоприкладство, злоупотребления по службе. В конечном итоге вседозволенность и безнаказан­ность привели к многочисленным фактам укрытия преступ­лений, которые совершали работники милиции.

СЛЕДСТВИЕ

Первые допросы придали уверенности в том, что мы на правильном пути. Постовые наряда на станции метро «Жда­новская» начисто отрицали факт задержания Астафьева. Опознания, очные ставки, изучение изъятых документов... Постепенно прояснялась картина...

На службу постовые заступили в 1(> часов. Как это делали не раз, занялись грабежом задержанных. Пока еще на свои деньги Мерзляев купил вина. Закуску отобрали у доставлен­ного в комнату милиции пьяного пенсионера, получившего в этот день в магазине праздничный заказ. У троих любите­лей спиртного, которых привели в комнату милиции чуть позже, забрали деньги, и Мерзляев только успевал бегать в магазин. Вскоре опьяневший Масохин заснул в одном из подсобных помещений. Оствльиые продолжали «нести служ­бу».

По свистку Воротилиной за очередным «карасем» побежа­ли Лобов и Емешев. Такого «улова» у постовых со «Жданов­ской» еще не было.

— Это «комитетчик», — на ходу бросил Лобов Мерзляеву, поспешавшему к ним на помощь, и подмигнул, показывая на коробку с обувью, которую держал в руках Астафьев. Внештатный сотрудник тут же рванул ее к себе и забросил в подсобное помещение.

В комнате милиции Астафьева затолкали за барьер и при­ступили к личному обыску, преодолевая силой слабое сопро­тивление задержанного. Астафьев пытался убедить пьяных блюстителей порядка в том, что он — офицер и сам предъя­вит содержимое своих карманов. Особое раздражение посто­вых вызвал отказ отдать служебное удостоверение сотрудни­ка КГБ. Астафьева начали бить... После очередного резкого удара (в живот и потом — ребром ладони по шее) Вячеслав Васильевич потерял сознание.

«Ну а что вы сделали с ним потом?» — именно этот вопрос мы задавали четверым подозреваемым, которые к исходу дня уже не отрицали, что, превысив власть, избивали задер­жанного. Все они твердили одно: «Потом мы его отпустили». Лобова, Емешева, Лозу и Масохина арестовали.

Да, трудным он выдался, этот первый день расследования обстоятельств гибели Астафьева, но самый главный сюр­приз ожидал меня вечером.

В кабинете одного чиновника, к которому зашел по делу, сидели несколько незнакомых мне мужчин, в том числе полковник внутренних войск. Заверив, что рады познако­миться со мной, присутствующие предложили выпить вместе с ними. Ничего, кроме удивления, это предложение не вызвало, и я, сославшись на то, что сейчас не время для застолья, ушел.

«Говорить или не говорить об этом Запорожченко?» — только об этом думал я, собираясь уезжать домой. Вспом­нив наш разговор о взаимном доверии, решился.

— Да, ситуация интересная. — Олег Дмитриевич заду­мался. — Знаешь, домой тебя проводят мои ребята. Так будет спокойнее.

Тут же договорились, что, если наше предположение о возможной провокации не подтвердится, лишнего шума поднимать не будем.

У подъезда меня ожидали двое. Перекрывая вход, они всем своим видом демонстрировали агрессивные намерения. Позже я не раз думал: на что они рассчитывали? Не знаю, но думаю, что между нами могла начаться как минимум перепалка, как максимум — драка... Подоспела бы милиция, и я «в нетрезвом состоянии» оказался бы там, где искали встречи со мной... Комментарии к остальному, как говорят, излишни. От расследования дела меня бы отстранили, а как бы повел себя другой следователь в эти первые и самые трудные для судьбы дела дни — кто знает?

А тогда я остановился в растерянности. Из автомашины вышли сопровождавшие меня работники КГБ.

— Мы надеемся, товарищ может пройти? — спросил один из них.

Последовала пауза. Двое угрюмо посторонились.

— Идите спокойно и, главное, не волнуйтесь, завтра мы за вами заедем.

На этом мы расстались. Но насколько спокойной была для меня эта ночь, догадаться нетрудно.

Наступивший день успокоения не принес. Изучение изъя­тых документов, анализ складывающейся обстановки позво­лили прийти к выводу о том, что мы столкнулись с процве­тавшими в московской «подземке» преступлениями. Но глав­ным было то, что эти преступления систематически укрыва­лись. Стало понятно, что разоблачение происходившего в столичной милиции может быть подобно взрыву, что заин­тересованные лица предпримут все возможное, чтобы на первоначальном этапе расследования, когда доказательства еще расплывчаты и до истины далеко, нейтрализовать следо­вателя и тех, кто работает по делу вместе с ним.

— Похоже, нам объявили «войну», — с грустью сказал мне Олег Дмитриевич Запорожченко и добавил: — Мы полу­чили указание заняться обеспечением твоей безопасности всерьез...