Aurora Reynolds - Until November

то место, где он раньше лежал,

вытаскиваю подушку и обнимаю её.

Слышу звук воды и открываю один

глаз, чтобы узнать время. Начало

светать, а часы показывают, что

сейчас полшестого утра. Не могу

поверить, что ему нужно вставать так

рано. Я должна встать в девять,

чтобы подготовиться к встрече с

юристом.

Вдруг

возле

шкафа

загорается свет, и я поднимаю голову.

Вокруг

Ашера

обернуто

полотенце. Я зачарованно смотрю,

как он вытаскивает и натягивает

чёрные боксёры, которые идеально

выделяют изгибы его задницы и

бёдер. У него самое удивительное

тело, которое я когда-либо видела.

Он, должно быть, чувствует мой

взгляд и оборачивается, улыбаясь и

качая головой.

— Поспи, детка. Ещё слишком

рано.

— А ты всегда должен вставать

так рано? — спрашиваю я, опускаясь

обратно на кровать.

— Зависит от работы.

— Хм, — всё, что я говорю,

прежде чем снова заснуть.

Я чувствую, как он убирает мои

волосы с плеч и целует за ухом.

— Я буду дома где-то к шести.

Позвоню тебе в обед, детка.

Он снова целует меня, но я уже

засыпаю, чтобы произнести хоть

слово, поэтому мычу в ответ. Я

слышу его смех, а потом чувствую

поцелуй прежде, чем он уходит.

***

Я

стою

на

кухне

Ашера,

прислонившись бедром к раковине,

пью кофе и наблюдаю за тем, как ест

Бист. А если конкретно, то я смотрю,

как Бист есть из очень красивой

миски для корма, которая стоит

рядом с такой же красивой миской

для воды. Но ничего из этого я не

покупала.

Обе

миски

просто

гигантские

и

вмещают

в

себя

безграничное количество пищи, так

что собака в любой момент может

подойти и насладиться едой.

Я понятия не имею, когда Ашер

успел их купить. Полагаю, он мог

сделать это вчера. Потом Бист

завершает

трапезу

и

идет

к

раздвижной

стеклянной

двери,

проходит через нее и ложится в

огромную кровать для собак, которая

также новая, и продолжает грызть

большую

игрушечную

кость.

Я

улыбаюсь и ощущаю прилив тепла.

Ему сто процентов нравится мой пёс,

и он всё распланировал так, чтобы у

Биста были свои миски для еды и

воды, а так же кровать, пока мы

будем гостить в этом доме. Я не

готова оставаться здесь всё время. В

смысле, я могу и хочу, но в то же

время, я не хочу злоупотреблять

гостеприимством. Сегодня придут

люди, которых нанял папа, чтобы

переустановить

систему

безопасности в доме, так что сегодня

я буду спать одна, без Ашера.

На этой мысли я иду в его

спальню, застилаю кровать, убираю

все вещи из ванной, а потом начинаю

собирать и упаковывать свою одежду,

лежащую в его шкафу. Затем я беру

Биста, и мы едем к папе, чтобы он

смог поехать со мной к юристу.

***

Я в шоке. Хочу сказать, такое

нечасто случается с людьми. Я сижу

напротив мистера Стивенсона и не

могу произнести ни слова. Мой рот

приоткрывается, и я уверена, что

похожа на рыбу в воде.

Он

подается

чуть

вперёд,

продолжая

находиться

в

своём

кресле.

— Ты в порядке, милая? —

спрашивает мистер Стивенсон.

Это, должно быть, вопрос с

подвохом. Я же теперь миллионерша.

Это ведь хорошо, правда? Каждый

хочет быть богатым. Я просто не

знаю, что думать о том, что к концу

месяца я буду на один миллион

пятьсот

тридцать

шесть

тысяч

долларов богаче. Часть меня хочет

отказаться, но большая понимает,

скольким людям я смогу помочь,

владея такими деньгами.

— Хм... Мн... Мне просто нужна

минутка,

чтобы

переварить

информацию, — честно отвечаю я.

— Не спеши.

Я смотрю на него, а затем на

отца. Он держит меня за руку, и его

лицо выражает такой же шок.

— Могу я задать вопрос?

— Конечно, — произносит он,

прислоняясь к спинке кресла.

Он похож на человека из старых

фильмов. На нём чёрные брюки и

рубашка на пуговицах, но вместо

галстука висит серебряная подвеска

на кожаной цепочке. На ногах

ковбойские сапоги, и я знаю, что он

носит ковбойскую шляпу, потому что

та лежит на его столе.

— Почему они оставили всё мне,

а не маме?

Почему они оставили мне всё,

когда я их даже не знала?

— Не знаком с их причинами. За

несколько недель до аварии, они

пришли и изменили завещание, так

чтобы

ты

стала

единственным

владельцем

недвижимости

в

возрасте двадцати восьми лет. Твоя

мама связалась со мной вскоре после

смерти родителей по поводу её части

недвижимости, и я объяснил ей всю

ситуацию. Она расстроилась, но

сказала, что поняла, почему её

родители решить оставить всё тебе.

Я удивлён, что она никогда не

рассказывала тебе об этом.

А я не удивлена, что она мне

ничего не рассказала. Мы не были

близки, поэтому никогда не говорили

о её родителях. А может, она не

рассказывала мне о них, потому что

они оставили все деньги мне. Это

объясняет, почему она так плохо

относилась ко мне всё это время. Я

решила позвонить ей позже и

сказать, что отдам ей часть денег.

Они были её родителями, и я

уверена, что они бы хотели, чтобы у

неё была некоторая часть.

— Ты в порядке, малышка?

Я поворачиваюсь к папе. Его

взгляд обеспокоенный. Мне так

повезло, что он у меня есть. Его

любовь ко мне безгранична. Без

обязательств и отговорок. Он просто

любит меня. Ему даже сейчас всё

равно, что у меня есть деньги. И я

знаю, что, если сейчас на его месте

сидела

бы

мама,

то

она

бы

моментально

потратила

каждый

пенни.

— Ага, пап. Думаю, мне нужно

позвонить маме и поговорить с ней

об этом.

Я сжимаю его руку. По его лицу

можно видно, что он хочет что-то

сказать.

— Не думаю, что это хорошая

идея, малышка.

— Пап, я хочу сказать ей, что

собираюсь отдать половину суммы

денег.

— Нет, это твои деньги. Ты

сохранишь каждый чёртов пенни.

Эта сука не получит ни цента

отсюда.

— Пап, — шепчу я, — они были

её родителями. Неважно, что ты о

ней думаешь, они подарили ей

жизнь. Мне кажется, они бы хотели,

чтобы и у неё была часть денег.

— Чёрт побери, нет. Они

оставили всё тебе, не ей, и они

сделали это по очевидной причине.

— Пап...

— Малышка, я хочу, чтобы ты

подумала об этом неделю. Семь

дней. А затем скажешь, что решила.

Но не звони ей сейчас. Подожди

недельку, а там уже решай.

Я чувствую, как мои глаза

наполняются слезами. Мой папа

ненавидит мою маму за то, что она

отобрала меня у него. Но также я

знаю,