С.И.Холл, Грехем - Сексуальный студент по обмену

Она, наверное, думает, что я не помню этого, потому что была тогда слишком маленькой. Но, так или иначе, это первый раз, когда она упоминает об этом. Поэтому шокированная, я даже переворачиваюсь, чтобы посмотреть на неё.

— Но это ничего не изменило, кроме нашей веры в него, и того, насколько сильно у него болела голова на следующее утро, — продолжает она, по-прежнему стоя в дверном проёме, её внутренняя сила сияет ярче, чем я когда-либо видела. — Ты — моя замечательная, чуткая доченька, тратишь своё время на беспокойство обо всех нас. Но какой бы несчастной ты себя не делала, это ничто не изменит. Поэтому лучше остановись. Просто будь счастлива, Эхо. Позаботься о себе, потому что все остальные должны научиться заботиться о себе самостоятельно без твоего участия.

Между нами возникает длинная пауза, и мы молча обмениваемся невысказанными словами, пока я снова не обретаю голос.

— Спасибо, мам. Я буду стараться, — я улыбаюсь по-настоящему. — Просто для протокола, мне нравится думать, что я больше похожа на тебя.

~~~~~

— Наконец-то! Можете сказать мне своё имя?

Я моргаю, когда яркий, ослепляющий свет поражает мои сонные глаза.

— Что? — хриплю я и прочищаю горло.

— Ваше имя. Можете ли вы сказать мне его? — снова спрашивает мужчина, нависая надо мной.

Эм, нет. Ты незнакомец, и меня раздражает, что ты слишком громко говоришь, выглядя чересчур реально для сна.

— Нет, нет, оставайтесь со мной. Ну же, откройте глаза, — говорит он, сжимая мою руку. — Давление падает, дыхание участилось! Заводи машину, мужик, убираемся отсюда!

Странно, кричащий парень из моего сна что-то прикладывает к моему рту и носу. Это приводит меня в чувства.

— Просто дыши, медленно, вот так хорошо, — его голос теперь ниже, и подозреваю, это такая попытка успокоить меня. — Препарат действует… спокойно, глубокие вдохи. Мы в машине скорой помощи, но с тобой всё будет хорошо. Мы почти приехали в больницу.

Он сказал скорая помощь? Он что сумасшедший. Я была в своей постели, читала книгу, ожидая, что мой брат или Кингстон позвонят или напишут.

Я пытаюсь сесть, но это оказывается плохой идеей. Это больно и чувствуется очень реально.

Ох, дерьмо.

Осматриваюсь вокруг, приходя в ужас и замешательство от того, что вижу. Я действительно нахожусь в машине скорой помощи, и я не могу сесть, потому что привязана к каталке. Что-то тугое обвивает мою шею, угрожая задушить.

Я шевелю ногами, насколько позволяют мои удерживающие устройства, и закрываю глаза с облегчением. Слава Богу, я чувствую их. Также я чувствую, что что-то не так с моей левой рукой, боль почти невыносимая. И моя голова? Она пульсирует, словно по ней ударили мячом.

Я снова открываю глаза, моё зрение намного лучше, хотя и не очень чёткое. Судорожно обвожу взглядом эту разогнавшуюся ужасную штуку, в которой я заперта в ловушке с этим властным парнем. Где мои мама и папа? Они знают, где я? Что, чёрт возьми, произошло?

— Ты хорошо справилась. Очень хорошо. Сейчас будем выгружаться, — говорит мой спаситель. — Твоя семья уже в пути.

Следующее, что я понимаю, это что меня быстро везут по освещённому яркими 200-ваттными лампочками коридору. Люди начинают окружать нас и бегать вокруг, диктуя какие-то цифры и буквы, которые звучат от каждого как военный код, но, похоже, они все понимают друг друга.

— Семнадцатилетняя девушка, упала с лестницы в своём доме. Мать нашла её без сознания и позвонила в скорую. Пришла в себя по пути сюда. Дезориентирована, не очень идёт на контакт, давление 142 на 90. Семья в пути.

Я улавливаю некоторые обрывки сказанного, и этого хватает, чтобы сложить их воедино. Я уснула, не выпив чай и сняв колокольчик, будучи ужасно расстроенной…

Чувствую вину, когда думаю о том, что же подумала обо мне мама, когда увидела меня в таком состоянии.

Меня вытаскивают из мрачных мыслей, когда мы достигаем палаты и два новых незнакомца хватают за каталку подо мной, вызывая и посылая новый уровень боли.

— По моей команде, — говорит один из них, прежде чем сосчитать до трёх. Затем меня вдруг приподнимают, и я оказываюсь на кровати.

После этого следует ужасающий гул непрерывной работы вокруг меня: свет светит прямо в глаза, кто-то мнёт руками мой живот, кто-то втыкает иглы в вены. Сколько ещё человек собирается меня спросить о том, как меня зовут, и где я нахожусь? И ради всего святого, повесьте уже кто-нибудь здесь чёртов календарь и обведите там дату моего дня рождения, потому что каждая живая душа в этой комнате попросила меня назвать эту дату! Я бы лучше сходила на парад, проходящий каждый год.

— Больно, — стону я. Тянусь, чтобы потерять свою руку, но кто-то меня останавливает.

— Мы знаем, — это единственный ответ, который я получаю — или, возможно, это единственное, что я слышу, перед тем как отключиться. Думаю, лекарства, которые они мне дали, начали действовать. Восхитительно.

Мои глаза закрыты, головная боль не такая сильная, как раньше. Такие слова, как «рентген» и «перелом» раздаются вокруг меня, когда меня везут ещё по одному коридору, хотя на этот раз уже не так быстро… надеюсь.

Последнее, что я помню, это садистский доктор из ада, который дёргает и грубо выкручивает мою руку, словно она не сломана и не убивает меня, несмотря на лекарства. Страх и, очевидно, очень низкий порог боли, который я испытываю, заставляют меня мысленно закатить глаза.

И снова всё темнеет.

Глава 22

— Ох, Эхо.

Я просыпаюсь, услышав беспокойство в голосе мамы, и открыв глаза, вижу её заплаканное и опухшее лицо.

— Привет, милая. С возращением, моя дорогая девочка.

— Воды, — хриплю я. Это в прямом смысле болезненное слово, будто когтями царапает моё горло.

— Сейчас принесу!

Сэмми словно пружина спрыгивает со стула, стоящего в углу, — я даже не заметила, что он сидит там, — и бросается ко мне с чашкой и соломинкой.

— Маленькими глоточками, Эхо, — инструктирует он меня. — Медленно.

Хм, мой маленький волшебник, когда вырастет, может стать врачом. Кажется, он запомнил каждое указание данное докторами, и должна признать, у него отлично получается ухаживать за больными. Холодная вода не только успокаивает, но и помогает мне обрести способность с благодарностью улыбнуться.

— Хорошая работа, — хвалит его моя мама, пока слёзы текут по её щекам.

Затем я перевожу взгляд на свою левую руку, и, конечно же, огромный гипс покрывает всю от запястья до локтя. И вот тогда меня охватывает ужас. Я шевелю ногами и пальцами на ногах снова и снова, просто чтобы убедиться, что с ними всё в порядке. Огромное облегчение накрывает меня.

— Мама, — всё, что я могу сказать, молча спрашивая её о том, что произошло, зная, что она видит моё испуганное и расстроенное выражение лица.