Виталий Каплан - Масть

Тут же образовался у меня в горле кусок льда – я ещё кое-как мог дышать, но не то что на слова – даже на мычание стал не способен. Ну прямо как тогда, у Харальда на ковре!

Дядюшка досадливо отпихнул доску, вышел из-за стола и остановился передо мной. На лбу его вздулись вены, щёки побелели, а пальцы то сжимались в кулаки, то со щелчком разжимались.

– А вот как мне видится дело, Андрей Галактионович! С того злосчастного дня, как раскрыл тебе Отшельник подробности относительно посвящения твоего, затаил ты на меня злобу. Уж сколько ни втолковывал я тебе, что всё в итоге к пользе твоей обернулось, а ты не поверил. Во всех несчастьях своих меня виноватым назначил. Удивляюсь я, как это не додумался ты до того, что я и вора Емельку из грязи выдвинул и супротив дворянства направил? Всё ведь для того, племянничек, чтобы сиротой тебя сделать и чрез то верность себе, единственному родственнику, обеспечить.

А я даже не мог ответить, что вообще-то не единственный он. Есть же и казанская тётушка Ираида Власьевна с дядюшкой Парфёном Петровичем… и хоть неласково тогда, в семьдесят четвёртом, они меня приняли, а всё же похлопотали, чтобы зачислили сироту на казённый счёт в столичный Кадетский корпус… О Януарии же Аполлоновиче тогда ни слуху ни духу не было, а ведь никак не могла миновать его весть о несчастье, случившемся с племянницей его. И после, когда учился я, и когда молокососом из Корпуса в полк попал, никакого дядюшки ни вблизи, ни вдали не было.

Я не то что ответить не мог, я и тень свою не чуял, и даже дядюшкин цветок души померк – значит заклинил он мне всю магию… прямо как несколькими часами раньше графиня. Вот что мешает ему сейчас на мой цветок взглянуть и понять: чист я пред ним? Ну что за день такой безумный?

– Затаил ты злобу, – прохаживаясь по кабинету, вещал дядюшка. – Но не дурак, вызывать меня на поединок не стал, знаешь, чем бы закончилось. Вместо этого ждал подходящего случая, чтобы нагадить. И дождался! Я-то, старый дурень, открылся тебе душой, про заговор Светлых поведал, потому что верил – уж Андрюшка-то не продаст, уж на кого положиться, кроме как на него? А ты мигом смекнул, как это дело можно себе на пользу обратить… то есть во вред мне! Отказываться не стал, согласился помочь, согласился Россию спасти… а сам что? А сам побежал с доносом к её сиятельству, всё ей пересказал, что от меня услышал. После вместе придумали вы сказку про то, как попался ты в хранилище, как стращали тебя пытками! Уж не могли что поумнее придумать! Совсем, что ли, старуха Виктория спятила? Какие, к лешему, пытки? Да любой Светлый себя сто лет корить станет за одну только мысль такую, а ежели до дела доведёт, то сразу и развоплотится. Потому что натура у них такая! Химера разума, именуемая у них совестью, сковывает их души. Не могут они никого мучить! Непереносимо это для них, это им всё равно что человеку в котёл с крутым кипятком сигануть! И они сие прекрасно понимают. Вот представь – подвергли тебя пытке, вызнали, что хотели. А дальше? А дальше всем, кто знал о том, пришлось бы развоплотиться! И самой Виктории Евгеньевне, и Григорию Власьевичу, и Косте, и недорослям тем, которые тебя якобы в хранилище и сцапали! И когда? В тот час, когда настала пора государыню с трона скинуть, Россию железной рукой к счастию повести! Да ведь без её сиятельства ничего этого и не сбудется!

Я ничего не мог ответить, но резон в его словах был. Действительно, приведи Светлые в исполнение свои посулы – и загрызла бы всех их совесть! А кто ж тогда масонов в решительный бой поведёт? Это даже наивный восторженный Костя уразумел – потому и устроил мне побег. Да, в первую голову заботился он о чести своей покровительницы, но ведь и пользу дела наверняка понимал! Уж лучше не узнают они, за каким артефактом я охотился, чем узнают – и растворятся в Сумраке.

– А я, между прочим, совесть такой уж химерой не почитаю, – продолжал хлестать меня словами дядюшка. – Не должно становиться её рабом, но и гнать от себя не стоит. Вот ведь какая закавыка: пока был ты Тёмным, всеми фибрами души своей пытался совесть давить, мыслить и поступать, как настоящий Тёмный. Но не выходило это у тебя, то и дело прорывалось до-Иное, человеческое! Думаешь, я того не замечал? Но как только заделался Светлым, тут же испарились из тебя остатки совести, и душа твоя стала воистину Тёмной! Да, Андрюша, ты сейчас себя именно по-тёмному и повёл: поставил во главу угла свою цель, проистекающую из обиды, затаился, а как возник подходящий момент – сообразил, в какое место бить! Что ж, радуйся – ты своего достиг! Хотел мучениям подвергнуть мою душу – подверг! Харальд гордился бы тобою!

Он вернулся к столу, рассеянно взял стакан – и одним глотком выхлебал остывший уже чай. Потом обернулся ко мне, и глаза его в самом деле источали грусть.

– А что ради мести твоей миллионы людей теперь погибнут – это тебе ничто, верно? Ну да, понимаю, ты ж Светлый только по масти, а не по душе, по-твоему, хоть миру не быть, лишь бы чаю тебе напиться! Вот не добыл ты артефакт, и теперь уж никому его не добыть, теперь её сиятельство из рук цацку не выпустит. А значит, ничто уже не сможет помешать заговорщикам добиться своего, скинуть государыню с трона и установить чаемое народовластие. Ведь говорил я тебе, говорил, чем сие кончится! Видать, не внял. Что ж, могу и снова расписать!

Дядюшка сел в кресло, рассеянно снял с доски чёрного ферзя и помахал им, точно колокольчиком, коим вызывают лакея. Но никто не явился на его зов.

– Итак, что получается? Заговорщики готовили своё дело давно, есть у них немало людей, коих они, захватив в столице власть, немедленно поставят вместо нынешних чиновников. Но немало – это на самом деле всё равно мало, на всю Россию не хватит. Санкт-Петербург с окрестностями, Москва, Тверь… Возможно, Курляндия… за Малороссию и Польшу уже не поручусь. А это значит, что во всех остальных губерниях сохранится прежнее начальство. Кто-то наверняка признает Верховный Совет, а кто-то пошлёт его по матушке. И таковых будет большинство. Как же верные трону, Отечеству и Церкви вельможи поступят в такой истории? Правильно, поднимут находящиеся в их губерниях полки и двинутся на запад. Значит, война, и война не с пришлым неприятелем, а в самой же России, война со своими.

Дядюшка со стуком водворил ферзя на место и поднял белого коня.

– Ты же не дурак, – продолжил он, – ты должен понимать, что среди восставших против народовластия не будет единства. Кто-то из генерал-губернаторов захочет сделаться единовластным правителем России и делиться властью с прочими не станет. Кто-то обратится за помощью к чуждым державам, и прежде всего – к Англии. Уверен, что английский флот высадит войска в Архангельской губернии, а в Курляндскую вторгнутся пруссаки. – Забывшись, он вновь почесал сабельный свой шрам. – И конечно, шведский волк, то бишь король Густав. Вот уж кому подарочек, вот уж кто своего не упустит! Не забыл, племянничек, что уже год как с ним война, что от шведской бомбардирады в Петербурге стёкла вылетают? Значит, Верховному Совету придётся воевать и с непокорными губерниями, и с иностранным врагом. Чувствуешь, какой большой кровью сие пахнет? Но и это ещё не всё. Противники народовластия и между собою подерутся. Ведь надо же кого-то посадить на российский трон? А кого? Екатерина отречётся и за себя, и за сына своего Павла, и за внуков своих Александра, Константина и Николая. Сына и внуков, впрочем, удавят – для вящего спокойствия. Это заговорщики первым долгом сообразят. Значит, потребна будет уже иная династия, и кто-то сего ради захочет созвать Собор земли русской, как в начале прошлого века. А кто-то встанет против Собора, им милее будет монарх из зарубежных королевских домов, связанных с Романовыми кровными узами. И договориться не смогут. Стало быть, нижегородцы будут громить рязанцев, оренбуржцы – самарцев, сибирское ополчение пойдёт на Вятку…