Брендон Сандерсон - Архив Буресвета. Книга 1 : Путь королей

— Да я же вам говорю, мы можем продать этого парня как раба. Людям нравятся слуги-шинцы.

— Да он же просто пацан.

— Не-а. Они все так выглядят. Эй, а это что такое? — Разбойник вытащил искрящийся камень размером со сферу из ладони того, который считал добычу. Камень выглядел заурядно — просто кусочек скалы с несколькими кристаллами кварца и ржавой железной жилой. — Это что?

— Булыжник какой-то, — предположил кто-то из членов шайки.

— Я должен сообщить, — тихо проговорил Сзет, — что ты держишь мой клятвенный камень. До тех пор, пока он у тебя, ты мой хозяин.

— Это как понять? — спросил один из бандитов, вскакивая.

Первый сжал камень в кулаке и окинул товарищей опасливым взглядом. Потом снова посмотрел на Сзета:

— Твоим хозяином? Что это значит, объясни четко и не уви­ливай.

— Я должен тебе подчиняться. Во всем, хотя я не выполню приказ совершить самоубийство.

Ему также нельзя было приказать отдать свой клинок, но об этом не стоило упоминать сейчас.

— Ты будешь мне подчиняться? — переспросил бандит. — В смысле, сделаешь все, что я скажу?

— Да.

— Вот просто все-все?

Сзет закрыл глаза:

— Да.

— Ну так ведь это интересно, — задумчиво проговорил мужчина. — Это очень, очень интересно...

Основная карта Расколотых равнин. В восточной части можно без труда заме­тить Башню, самое большое плато в округе. Военные лагеря видны на западе.­

Глифпары и номера плато устранены ради сохранения читабельности этой маленькой репродукции оригинала, находящегося в Галерее карт его величества Элокара.

Надеюсь, старый друг, это послание застанет тебя в добром здравии. Впрочем, поскольку ты теперь в каком-то смысле бессмертен, рискну предположить, что хорошее здоровье стало для тебя чем-то само собой разумеющимся.

- Сегодня, — объявил ехавший верхом король Элокар, обозревая ярко-голубое небо, — отличный день, чтобы убить бога. Что вы на это скажете?

— Несомненно, ваше величество, — первым спокойно ответил Садеас, с понимающей улыбкой. — Утверждают, богам стоит остере­гаться алетийской знати. По крайней мере, большинства из нас.

Адолин крепче стиснул вожжи; его охватывало волнение каждый раз, когда говорил великий князь Садеас.

— Нам действительно нужно быть в первых рядах? — прошептал Ренарин.

— Я хочу послушать, — негромко пояснил Адолин.

Они с братом ехали почти во главе колонны, вблизи от короля и его великих князей. Позади вилась блестящая процессия: тысяча солдат в синих мундирах семьи Холин, десятки слуг и даже женщины в паланкинах, чтобы вести хронику охоты. Адолин потянулся за флягой и глянул на них.

Юноша облачился в осколочный доспех, и брать флягу приходилось осторожно, чтобы не раздавить. В броне мышцы реагировали­ быстрее и сильнее; чтобы к ней привыкнуть, требовалась практика. Адолин по-прежнему иной раз попадал впросак, хотя этот наряд — унаследованный по материнской линии — носил с шестнадцатилетия. То есть вот уже целых семь лет.

Он повернулся и сделал большой глоток тепловатой воды. Садеас ехал слева от короля; справа от Элокара возвышалась крепкая фигура в доспехе — Далинар, отец Адолина. Вама, третий из участвовавших в охоте великих князей, не владел осколочным вооружением.

Король блистал в своем золотом осколочном доспехе, — разумеется, доспех любому человеку мог придать царственный облик. Садеас и тот выглядел впечатляюще в красной броне, хотя его толстые и румяные щеки ослабляли эффект. Садеас и король гордились доспехами. И... ну да, Адолин тоже гордился. Свой он велел покрасить в синий цвет и приварить к шлему и наплечникам несколько украшений, чтобы казаться еще более грозным. Разве можно избежать позерства, надевая нечто столь грандиозное, как осколочный доспех?­

Адолин сделал еще глоток, прислушиваясь к тому, как король описывает свое возбуждение от предстоящей охоты. Только один рыцарь во всей процессии — и, в общем-то, только один носитель осколочных лат во всех десяти армиях — был в доспехе, на котором отсутствовали краска и узоры. Далинар Холин. Отец Адолина предпочитал носить свою защиту в ее естественном сланцево-сером цвете.

Мрачный Далинар ехал рядом с королем. Шлем великого князя был привязан к седлу, оставляя открытым квадратное лицо и корот­кие черные волосы, побелевшие на висках. Мало кто из женщин назвал бы Далинара Холина красавцем; неправильной формы нос, прочие черты — скорее грубые, нежели изящные. У отца Адолина было лицо воина.

Далинар Холин ехал верхом на массивном черном ришадиуме, одном из самых громадных коней, каких Адолину когда-либо доводилось видеть. В то время как король и Садеас в своих доспехах выглядели царственно, Далинар каким-то образом умудрялся казаться солдатом. Для него доспех был не украшением, а инструментом. Он как будто никогда не удивлялся силе и скорости, которые даровали эти латы. Создавалось впечатление, что для Далинара Холина носить свой осколочный доспех вполне естественно, а вот оказаться без него — ненормально. Возможно, именно из-за этого он и заработал репутацию одного из величайших воинов и полководцев всех времен.

Адолин вдруг от всей души пожелал, чтобы его отец приложил хоть немного усилий для поддержания этой репутации. Подметив отрешенное лицо Далинара и тревогу во взгляде, юноша подумал: «Он опять размышляет о своих видениях».

— Прошлой ночью все повторилось, — тихо сказал он Ренарину. — Во время Великой бури.

— Знаю, — спокойно произнес тот.

Младший брат Адолина всегда медлил, прежде чем ответить, будто мысленно проговаривал слова. Некоторые знакомые женщины говорили, что Ренарин ведет себя так, словно препарирует их в уме. Дамы вздрагивали, когда заходила о нем речь, хотя сам Адолин никогда не испытывал неловкости в присутствии брата.

— Что они значат, по-твоему? — спросил Адолин очень тихо, чтобы только Ренарин мог его услышать. — Эти отцовские... приступы?

— Не знаю.

— Ренарин, мы больше не можем притворяться, что ничего не происходит. Солдаты уже болтают. Слухи расходятся по всем десяти армиям!

Далинар Холин сходил с ума. Как только начиналась Великая буря, он падал на пол и принимался биться в конвульсиях. Потом бредил, нес какую-то тарабарщину. Часто вставал, сверкая безумны­ми синими глазами, и как будто дрался с кем-то невидимым на мечах или врукопашную. Адолину приходилось его держать, чтобы он не поранился сам или не поранил кого-то.