Галина Чередий - Демон и Мадонна

– Эй, вы там как? – раздался хриплый голос Павла.

– Нет! – вскрикнула Мадонна и ещё крепче вцепилась в Дмитрия.

– Пашка, не входи сюда ради бога! – закричал Дмитрий, разворачиваясь так, чтобы скрыть обнаженную Маню от взглядов. – Найдите что-нибудь из одежды!

– Хорошо.

Дмитрий стянул свой свитер и футболку и надел на Маню. Ковалёв принес что-то из вещей Орлова, что нашёл в доме, но Мадонна с яростью отшвырнула их. Павел огляделся в «игровой» Дагона и побледнел, а потом его лицо словно окаменело и он, не говоря ни слова, ушёл наверх.

К тому времени, когда Маня уже достаточно успокоилась, Ковалёв подогнал машину к самой калитке. Все это время Наама так и стояла на улице, не входя в дом, и вид у неё был потерянный.

– Эй! Ты сама-то как? – тихо спросил Павел, подходя к ней и осторожно обнимая за плечи.

– Я никогда не сопротивлялась… – тяжело сглатывая, сказала женщина. – Всегда либо убегала, либо смирялась и терпела… Но никогда не сопротивлялась… Я его так боялась. Всегда. Не знаю, как смогла… Знаю, что это его не убьет, но все равно. Я никогда не решалась.

Плечи Наамы задрожали от прорвавшихся рыданий, и Павел крепко прижал её к себе, гася собственным телом эти содрогания.

– Просто ты всегда была одна. А теперь нас много, и мы справимся, – тихо сказал он, зарываясь лицом в её перепачканные волосы.

– Он вернётся! Разве ты не понимаешь? Он опять вернётся! – задыхаясь от рыданий, говорила Наама.

– Пусть возвращается. Мы теперь будем готовы! А теперь пойдем: я тебя умою, и ты успокоишься. Тебе сейчас с дочерью знакомиться. Хочу, чтобы Мадонна увидела, в кого она такая красавица.

Но к знакомству никто не был готов. Поэтому женщин усадили в машину, а Павел и Дмитрий ушли на некоторое время. Когда вернулись, из окон дома уже валил дым и пробивались языки пламени.

По молчаливому соглашению остались все в загородном доме Кравеста. Все понимали, что это не конец и предстоит долгий разговор. Павел не отходил от Наамы, все время поддерживая и обнимая её. А она тоже, кажется, отчаянно нуждалась в этих осторожных прикосновениях и льнула к нему, бросая на Мадонну нерешительные взгляды. Чувствовалось, что ей очень хочется поговорить с ней, но решиться на это она не может. Да и Дмитрий, едва они приехали, забрал Мадонну к себе в спальню и явно не был намерен пока никого к ней подпускать.

Дмитрий сам выкупал Мадонну, как ребенка, с мрачным взглядом осторожно проводя пальцами по каждому заживающему розовому следу от ударов. Он беспрерывно говорил ей ласковые слова и нежно гладил, но после первой истерики Маня, казалось, заледенела и лишь изредка бросала взгляд на его лицо, словно что-то искала на нём, и опускала взгляд, когда не находила. В постели Дмитрий вытянулся рядом с напряженным телом Мадонны, боясь оскорбить её неосторожным прикосновением или взглядом. Ощущение, что какая-то ледяная пропасть неожиданно разверзлась между ними, все острее давила на грудь. Дмитрий понимал, что должен что-то сделать, чтобы преодолеть её. Но он не знал, что, боясь причинить ещё больше боли. Никогда в жизни ему не случалось кого-нибудь утешать, и мужчина был совершенно растерян. Он не боялся слёз или очередной истерики, но как преодолеть это застывшее молчание, не знал, и это по-настоящему пугало. Неожиданно Маня прерывисто всхлипнула в темноте, и от этого звука ему словно кол в сердце вогнали.

– Я теперь противна тебе, да? После того как ты видел меня там, на этом столе? Ты больше не хочешь прикасаться ко мне? – дрожащим голосом спросила Мадонна.

Дмитрий чуть с кровати не упал от того, как резко развернулся и сжал её в объятьях.

– Ты что несешь? Да я с ума схожу от желания прижать тебя и никогда не отпускать больше! Я боялся тебя оскорбить, боль причинить! Манечка, любимая моя девочка! Как тебе такое в голову вообще пришло? – Дмитрий чувствовал, как судорожно сжимается у него горло и мокреют глаза.

– Я не хочу, чтобы ты жалел меня, слышишь! Мне не нужно твоя жалость! Хочу, чтобы ты любил меня, а не жалел! Хочу, чтобы желал меня, как раньше! Если это невозможно, то не нужно больше ничего! – горячечно затараторила она, словно боясь, что он не станет слушать.

Дмитрий вдруг испытал огромное облегчение и желание рассмеяться.

– Дурочка ты, Манюня. Как раньше невозможно! – Крепче сжал её в своих руках, почувствовав, как напряглось её тело. – Невозможно, потому что я желаю тебя в тысячу раз сильнее, чем раньше. Я ведь думал в какой-то момент, что потерял тебя навсегда. И тогда я понял, что не смогу без тебя. В моей жизни больше никого никогда не будет, кроме тебя, понимаешь? Это больше невозможно! Ты течешь по моим венам вместо крови, тебя я вдыхаю вместо воздуха. Без тебя мне просто не выжить! Я нуждаюсь в тебе! Ты ВСЁ, в чем я нуждаюсь и чего хочу! Я никогда не любил. Не знаю, что при этом положено чувствовать, какие слова говорить. Знаю только, что без тебя мне не выжить.

Мадонна задрожала в его руках, как в лихорадке, и потянулась к его губам, как обреченная.

– Поцелуй меня, Димочка. Хочу, чтобы целовал и ласкал меня. Хочу, чтобы своими руками и губами стер с моего тела его прикосновения! Хочу чувствовать только тебя!

– Я боюсь причинить тебе боль! – Дмитрий остановился у самых её губ, жадно поглощая её дыхание.

– Мне больно оттого, что ты не прикасаешься ко мне, – прошептала Маня, вцепляясь в его плечи.

Дмитрий хотел поцеловать Мадонну нежно, вкладывая в этот поцелуй все свои чувства. Но едва он коснулся её нежных губ, девушка впилась в его рот отчаянно и жадно. В этом поцелуе были все пережитые ею чувства: отчаяние, страх, жуткая боль и безумная потребность быть сейчас к нему как можно ближе. Она впивалась в его тело руками и губами так сильно, словно хотела забраться под его кожу и спрятаться там от всего мира. Её жажда и потребность сорвали тормоза Дмитрия, вышибая из него все мысли об осторожности. Он вдавил её в матрас, содрогаясь всем телом, исходясь в безумной жажде обладания. Он и сам не понимал, что за слова льются нескончаемым потоком из самой глубины его души прерывистым шепотом, когда губы скользили, не останавливаясь, по Маниной коже, смывая память о боли. Её руки цеплялись в него в отчаянной попытке прижать ещё ближе, не дать отстраниться ни на секунду. Едва его рот опустился с обласканной груди к животу, Мадонна вцепилась в его волосы и потянула наверх.

– Хочу тебя внутри! – дрожа, потребовала она. – Прямо сейчас!

– Все, что захочешь. Все, о чём попросишь, – шептал Дмитрий, накрывая собой её тело. – Я убью любого ради тебя и умру сам, если понадобится.

– Просто люби меня. Большего мне не надо.

Дмитрий подавил в себе судорогу звериного голода, сотрясающего его тело в жестоких тисках желания. Сегодня он должен быть нежным. Для безумной и сжигающей страсти еще будет время. У них уйма времени и он будет для Мани любым, каким она захочет его видеть. Но сегодня он хотел вложить в каждое своё движение всю свою любовь, всю нежность, всю потребность в том, чтобы она всегда была рядом.