Биз Стоун - Решайся! Заряд на создание великого от основателя Twitter

Нескромно думать, что наша двухлетняя компания играет настолько значительную глобальную роль, что государственные власти считаются с нашим присутствием. Однако важно отметить, что Государственный департамент не имеет влияния на процесс принятия решений. И все же мы все согласны с тем, что открытый обмен информацией в мире – это позитивное направление».

Наша позиция состояла в том, что мы нейтральны к правительству и являемся всего лишь инструментом коммуникации. Мы не помогали никаким государствам ни поддержкой революций, ни содействиям правительственным расследованиям. Ровно четыре года спустя, 7 июня 2013 года, в New York Times вышла статья Клэр Кейн Миллер (Claire Cain Miler) «Технические компании вступают в надзорные программы». В ней говорилось о PRISM – секретной правительственной программе наблюдения, и я был очень горд прочитать о том, что, когда Агентство национальной безопасности пришло в Кремниевую долину и попросило доступ к информации о пользователях, «Twitter отказался таким образом облегчить правительству жизнь».

Александр Макгиллаври (Alexander Macgillivray), наш главный юридический советник, которого все звали Амак, сделал все возможное, чтобы поддержать нашу позицию с точки зрения закона. Мы не работали ни на одно правительство, и все попытки Белого дома получить доступ к нашей пользовательской информации оборачивались для них большим геморроем.

МЫ НЕ РАБОТАЛИ НИ

НА ОДНО ПРАВИТЕЛЬСТВО,

И ВСЕ ПОПЫТКИ БЕЛОГО

ДОМА ПОЛУЧИТЬ

ДОСТУП К НАШЕЙ

ПОЛЬЗОВАТЕЛЬСКОЙ

ИНФОРМАЦИИ

ОБОРАЧИВАЛИСЬ ДЛЯ НИХ

БОЛЬШИМ ГЕМОРРОЕМ.

Мы не хотели уходить от первоначальной идеи проекта: мгновенно связать человека с тем, что ему интересно, где бы он ни находился. Чтобы это произошло, крайне важна свобода самовыражения. Некоторые твиты способствуют положительным изменениям в странах с диктаторским режимом, некоторые заставляют смеяться, другие – плакать, какие-то могут разозлить большинство пользователей. Мы не всегда согласны с тем, что люди передают в своих твитах, но мы поддерживаем передачу информации независимо от отношения к ее содержанию.

Мы верили, что открытый обмен информацией окажет позитивное влияние на глобальные процессы в мире. Наша вера была основана на практической и этической сторонах дела. С практической точки зрения мы были просто не в состоянии просмотреть все сто с лишним миллионов твитов, создаваемых и передаваемых каждый день. С этической точки зрения почти все страны мира признают, что свобода выражения – это право человека.

Мы прошли длинный путь от того времени, когда нас называли ситкомом «Сайнфелд» от Интернета. Мы были на пути к тому, чтобы стать взрослой компанией, предлагающей маленький, простой инструмент, который может привести к большим переменам. Мы не изменили мир, но, возможно, мы сделали что-то большее и получили отличный урок: когда ты даешь хорошим людям возможность, они совершают отличные поступки. Больше не существует супергероев, но вместе мы можем заставить Землю крутиться в обратную сторону.

Twitter завладел вниманием мира. В один из понедельников в конце 2008 года, вскоре после того как Эван принял от Джека пост директора, я проснулся в своем маленьком доме в Беркли и по непонятной мне причине решил надеть в тот день выстиранную и отглаженную белую рубашку. Я никогда не ношу такие рубашки, но я увидел ее в своем шкафу и надел, Ливия сказала, что мне стоит ее носить. Так я и сделал.

Мне понадобилось тридцать минут, чтобы добраться от нашего дома до центра Беркли на станцию BART. Я провел карту через турникет, сел на скамейку и стал ждать поезд. Дорога от центра Беркли до Монтгомери-стрит в Сан-Франциско занимает двадцать три минуты, и поезд, как я уже упоминал, проходит по трубе, проложенной по дну залива Сан-Франциска. Я там всегда немного нервничаю, отчего моя белая рубашка стала слегка потной. Я знал, что эта рубашка была ошибкой.

С PowerBook на плече я прошел тридцать минут, которые занимала дорога от станции «Монтгомери» до нашего офиса на Брайант-стрит. К тому времени, как я добрался до работы, то есть примерно через два часа после пробуждения, я был мокрый насквозь.

Когда я вошел в офис, Джейсон Голдман сказал, что Эв, который недавно вступил в должность директора после Джека, ждал меня в машине внизу.

Ситуация, когда меня с порога отправляют к Эву, который ждет меня, чтобы отправиться на какую-то встречу, неординарна. Что-то происходило.

– А зачем он меня ждет? Что за встреча? – спросил я.

– Просто иди.

Так что я развернулся и снова вышел из здания. Действительно, Эв ждал меня в своем «Порше».

Я сел в машину:

– Куда мы едем?

– В Пало-Альто.

– О! Так мы сегодня должны проводить эти вопросы-ответы в Google? – спросил я. – И зачем я только надел эту рубашку. Я чувствую себя глупо.

Это была обычная белая рубашка на пуговицах, похожая на костюмную, но она меня измучила. Может, ее надо было заправить? Я и так чувствовал себя неловко в этой дурацкой рубашке, а теперь мы еще и ехали в Google.

Мы поехали в сторону 101-го шоссе на юг. Эву нравится ездить быстро. И, несмотря на то что в целом он относится ко мне с терпением, он не любит, когда я несу все подряд.

– Хватит болтать, – сказал он. – Мы не едем в Google. Мы едем в Facebook.

– Зачем мы едем в Facebook?

– Встретиться с Марком Цукербергом.

– Зачем? – Тогда мы уже мчали по 101-му шоссе.

– Facebook хочет нас купить. – Иногда Эван – сплошная загадка. После этих слов выражение его лица не изменилось ни капли.

– О, – сказал я. – А мы хотим, чтобы нас купили?

– Не знаю. Наверное, нет.

Несколько минут мы молчали, пока Эв вилял и обгонял машины, перестраиваясь и возвращаясь в быстрый ряд. Я думал о нашем последнем раунде финансирования. Тогда компанию оценили примерно в двадцать пять миллионов долларов.

– И за сколько Facebook хочет нас купить? – спросил я.

– Не знаю.

– Ты хочешь продать компанию Facebook? – снова спросил я.

На этот раз Эван ответил «нет».

– Ну а зачем мы тогда едем в Facebook? – сказал я. – Я глупо себя чувствую в этой рубашке.

Эв сказал, что вообще-то рубашка подходит к случаю – подозреваю, он пытался закрыть тему рубашки – и что теперь поздно было давать задний ход. Он уже согласился встретиться с Марком Цукербергом и поговорить о продаже.

– Если мы не хотим продавать компанию, – сказал я, – может быть, стоит назначить такую невероятную цену, которую никто и никогда не согласится заплатить. Таким образом, мы выполним обязательство, но разговор закончится ничем.