Астрид Линдгрен - Сказка Карлсон, который живёт на крыше, опять прилетел

— Вот, — сказал Карл сон и указал на крыши.

— Как… что ты хочешь сказать? — растерялся Малыш.

— Сыпь прямо туда, — сказал Карл сон. — Вот тебе и лучший в мире мусоропровод.

— Ведь получится, что я кидаю мусор на улицу, — возразил Малыш. — А этого

нельзя делать.

Карл сон решительно придвинул к себе ведро:

— Нельзя, говоришь? Сейчас увидишь. Беги за мной!

Схватив ведро, он помчался вниз по крутому скату крыши. Малыш испугался,

подумав, что Карл сон не сумеет остановиться, когда добежит до края.

— Тормози! — крикнул Малыш. — Тормози!

И Карл сон затормозил. Но только когда очутился на самом-самом краю.

— Чего ты ждешь? — крикнул Карл сон Малышу. — Беги ко мне.

Малыш сел на крышу и осторожно пополз вниз.

— Лучший в мире мусоропровод!. Высота падения мусора двадцать метров, —

сообщил Карл сон и быстро опрокинул ведро.

Ореховая скорлупа, вишневые косточки, скомканная бумага устремились по

лучшему в мире «мусоропроводу» могучим потоком на улицу и угодили прямо на

голову элегантному господину, который шел по тротуару и курил сигару.

— Ой, — воскликнул Малыш, — ой, ой, гляди, все попало ему на голову!

Карл сон только пожал плечами:

— Кто ему велел гулять под мусоропроводом? У Малыша был все же озабоченный

вид.

— Наверно, у него ореховая скорлупа набилась в ботинки, а в волосах застряли

вишневые косточки. Это не так уж приятно!

— Пустяки, дело житейское, — успокоил Малыша Карл сон. — Если человеку мешает

жить только ореховая скорлупа, попавшая в ботинок, он может считать себя

счастливым.

Но что-то было не похоже, чтобы господин с сигарой чувствовал себя счастливым. С

крыши они видели, как он долго и тщательно отряхивается, а потом услышали, что

он зовет полицейского.

— Некоторые способны подымать шум по пустякам, — сказал Карл сон. — А ему бы,

напротив, благодарить нас надо. Ведь если вишневые косточки прорастут и пустят

корни в его волосах, у него на голове вырастет красивое вишневое деревцо, и тогда

он сможет день-день-деньской гулять где захочет, рвать все время вишни и выплевывать

косточки.

Но полицейского поблизости не оказалось, и господину с сигарой пришлось

отправиться домой, так и не высказав никому своего возмущения по поводу

ореховой скорлупы и вишневых косточек.

А Карл сон и Малыш полезли вверх по крыше и благополучно добрались до домика

за трубой.

— Я тоже хочу выплевывать вишневые косточки, — заявил Карл сон, едва они

переступили порог комнаты. — Раз ты так настаиваешь, лезь за вишнями — они там,

в мешке, подвешенном к потолку.

— Думаешь, я достану? — спросил Малыш.

— А ты заберись на верстак.

Малыш так и сделал, а потом они с Карлсоном сидели на крылечке, ели сухие вишни

и выплевывали косточки, которые, подскакивая с легким стуком, весело катились

вниз по крыше.

Вечерело. Мягкие, теплые осенние сумерки спускались на крыши и дома. Малыш

придвинулся поближе к Карлсону. Было так уютно сидеть на крыльце и есть вишни,

но становилось все темней и темней. Дома выглядели теперь совсем иначе, чем

прежде, — сперва они посерели, сделались какими-то таинственными, а под конец

стали казаться уже совсем черными. Словно кто-то вырезал их огромными

ножницами из черноногий бумаги и только кое-где наклеил кусочки золотой фольги,

чтобы изобразить светящиеся окна. Этих золотых окошек становилось все больше и

больше, потому что люди зажигали свет в своих комнатах. Малыш попытался было

пересчитать эти светящиеся прямоугольники. Сперва было только три, потом

оказалось десять, а потом так много, что зарябило в глазах. А в окнах были видны

люди — они ходили по комнатам и занимались кто чем, и можно было гадать, что же

они делают, какие они и почему живут именно здесь, а не в другом месте.

Впрочем, гадал только Малыш. Карлсону все было ясно.

— Где-то же им надо жить, беднягам, — сказал он. — Ведь не могут же все жить на

крыше и быть лучшими в мире Карлсонами.

Пока Малыш гостил у Карлсона, мама была у доктора. Она задержалась дольше, чем

рассчитывала, а когда вернулась домой, Малыш уже преспокойно сидел в своей

комнате и рассматривал марки.

— А ты, Малыш, все возишься с марками?

— Ага, — ответил Малыш, и это была правда.

А о том, что он всего несколько минут назад вернулся с крыши, он просто умолчал.

Конечно, мама очень умная и почти все понимает, но поимевший ли она, что ему

обязательно нужно было лезть на крышу, — в этом Малыш все же не был уверен.

Поэтому он решил ничего не говорить о появлении Карлсона. Во всяком случае, не

сейчас. Во всяком случае, не раньше, чем соберется вся семья. Он преподнесет этот

роскошный сюрприз за обедом. К тому же мама показалась ему какой-то невеселый.

На лбу, между бровями, залегла складка, которой там быть не должно, и Малыш

долго ломал себе голову, откуда она взялась.

Наконец собралась вся семья, и тогда мама позвала всех обедать; все вместе сели за

стол: и мама, и папа, и Боссе, и Бетан, и Малыш. На обед были голубцы — опять

капуста! А Малыш любил только то, что не полезно. Но под столом у его ног лежал

Бимбо, который ел все без разбору. Малыш развернул голубец, скомкал капустный

лист и тихонько швырнул его на пол, для Бимбо.

— Мама, сказки ему, что нельзя это делать, — сказала Бетан, — а то Бимбо вырастет

таким же невоспитанным, как Малыш.

— Да, да, конечно, — рассеянно сказала мама. Сказала так, словно и не слышала, о

чем речь.

— А вот меня, когда я была маленькой, заставляли съедать все до конца, — не

унималась Бетан.

Малыш показал ей язык.

— Вот, вот, полюбуйтесь. Что-то я не замечаю, чтобы слово мамы произвело на тебя

хоть какое-нибудь впечатление, Малыш.

Глаза у мамы вдруг наполнились слезами.

— Не ругайтесь, прошу вас, — сказала она. — Я не могу этого слышать.

И тут выяснилось, почему у мамы невеселый вид.

— Доктор сказал, что у меня сильное малокровие. От переутомления. Он сказал, что

мне необходимо уехать за город и как следует отдохнуть.

За столом воцарилось молчание. Долгое время никто не проронил ни слова. Какая

печальная новость! Мама, оказывается, заболела, стряслась настоящая беда — вот

что думали все. А Малыш думал еще и о том, что теперь маме надо уехать, и от этого

становилось еще ужасней.

— Я хочу, чтобы ты стояла на кухне всякий раз, когда я прихожу из школы, и чтобы

на тебе был передник, и чтобы каждый день ты пекла плюшки, — сказал наконец

Малыш.

— Ты думаешь только о себе, — строго осадил его Боссе.

Малыш прижался к маме.

— Конечно, ведь без мамы не получишь плюшек, — сказал он.