Array Эзоп - Басни

В создании искусств есть право старшинства:
На басню Греция имеет все права.
Но пусть на поле том колосьев сжато вволю —
Осталось кое-что и сборщикам на долю.
Ведь область выдумки – пустынный край, и в нём
Открытья делает писатель с каждым днём,
Притом же для других – без всякого ущерба.
Вот случай, узнанный Раканом от Малерба.
Друзья, творенья чьи их ставят наравне
С самим Горацием, питомцы Аполлона,
И нас приведшие к поэзии на лоно,
Однажды как-то речь вели наедине,
Делясь заботами и думами. И другу
Ракан промолвил так: «Подайте мне совет,
Вы тем окажете большую мне услугу.
Вы изучили жизнь, для вас, на склоне лет,
В явлениях её наверно тайны нет.
Что сделать мне с собой? Пора принять решенье.
Имущество моё, талант, происхожденье —
Давно известны вам. Так что же изберу?
Уеду ль в замок свой? Явлюсь ли ко двору
Иль в армию вступлю – служить моей отчизне?
Свои приятности есть в жизни боевой,
Свои опасности – в семейной нашей жизни.
Один – я сделал бы немедля выбор свой,
Но выбираю я не для себя в угоду:
Хочу я угодить родне, двору, народу».
«Как? – вымолвил Малерб. – Всем угодить зараз?
Прошу вас выслушать сначала мой рассказ.

Я где-то прочитал, но где – не помню даже,
Что Мельник пожилой, а с ним его Сынок,
Так лет пятнадцати, не больше, паренек,
На ярмарку вели Осла их для продажи.
Заботясь, чтоб Осёл, ведомый издали,
Не показался бы измученным с дороги,
Они веревкою ему связали ноги
И на себе его, как люстру, понесли.
Прохожий первый же в лицо чистосердечно
Расхохотался им: «Всех более, конечно,
Не тот из вас осёл, который им слывет...
Вас прямо в балаган – подобную картину!»
Смутился Мельник тут, распутал он скотину,
Поставил на ноги. И что ж? Осёл ревет,
И жалуется он на языке ослином.
Конечно, Мельник наш и ухом не ведет
И, к месту ярмарки путь продолжая с Сыном,
Сажает мальчика на серого верхом.
Но вскоре три купца им встретились грехом,
И старший закричал: «Долой скорее, малый!
Не стыдно ли тебе? Старик в его года
Плетется, как слуга, разбитый и усталый».
«Что ж! Будь по-вашему, пожалуй, господа!» —
Ответил Мельник им. Остановясь тогда,
Он влез на серого, а Сын пошёл с ним рядом.
Но тут три девушки окинули их взглядом,
Промолвив: «Юноша чуть тащится пешком,
А старый на Осле уселся – бык быком,
Важней епископа он держится, бездельник!»
«Ступай своим путём, – сердито крикнул
Мельник, —
И нечего чесать напрасно языки!
Я стар и не гожусь поэтому в быки».
Последовал обмен подобных же приветствий.
Вину свою признав, и Сына на Осла
С собой сажает он; но этим новых бедствий
Не избежал бедняк. Толпа навстречу шла,
И люди молвили: «Да что они, в уме ли?
Возможно ли Ослу подобный груз нести?
Должно быть, старого слугу не пожалели!
Он под ударами издохнет на пути;
Продать на ярмарке они желают шкуру!»
«Ну, – Мельник вымолвил, – возможно только
сдуру
Пытаться угодить, как я, на целый свет!
Но всё же неужель такого средства нет?
Попробуем ещё». На землю сходят оба,
Осёл же налегке, как важная особа,
Пред ними шествует. Но зубоскал один
При встрече крикнул им: «Слуга иль господин —
Кто должен уставать? Ужели нынче в моде,
Чтоб вислоухие гуляли на свободе?
Вы вставьте-ка его скорей в оклад!
Что обувь-то жалеть? Эй, Николай, назад!
Поётся в песенке, что видеться с Жанетой
Ты ездил на осле, простись же с модой этой.
Нигде не видел я подобных трёх ослов!»
И Мельник отвечал: «Себя без лишних слов
Ослом я признаю; но люди как угодно
Пусть хвалят и бранят меня поочередно,
Молчат иль говорят, лишь собственный мой нрав
Намерен тешить я и действовать свободно».
Так он и поступил, и был, конечно, прав.

А вы, мой друг, – останьтесь, уходите,
Венере, королю иль Марсу вы служите
Иль заберитесь в глушь провинции родной,
Обзаведитесь вы аббатством иль женой;
Но толков никаким вам не избегнуть чудом,
И пищу вы всегда дадите пересудам.

Я должен мой рассказ начать изображеньем
Величья королей, их счастия и бед.
Желудок для того послужит мне сравненьем;
Все Члены чувствуют, доволен он иль нет.

Раз Члены, утомясь трудиться для Желудка,
Решили отдохнуть от суетных забот,
Пожить без всякого труда, как он живет,
И говорили: «Ну-тка,
Пускай он воздухом попробует прожить!
Довольно для него рабами нам служить.
Ничем не пользуясь, не зная развлеченья,
Потеем, трудимся мы только для него.
Попробуем же счастья своего
И поживем без горя и волненья!»
Решили так, и вот
Объявлено Желудку: пусть зовет
Он слуг других; ему не слуги
Ни Ноги, ни Спина, ни Руки.
Работа кончилась, но очень скоро Члены
Узнали зло от их измены.
Пустой Желудок, кровь не обновляя,
Все тело поразил, болезнью ослабляя.
Исчезла сила Рук и Ног,
Никто владеть собой не мог.
Тут все мятежники на деле увидали,
Что тот, кого они считали
Лентяем праздным, – тот для них
Трудился больше их самих.

С желудком сходны короли:
Они дают и получают;
На них работают все граждане земли,
Из них и пользу извлекают.
Король даёт всем жить, труд честный поощряет.
Законом ограждён, ремесленник живет,
Чиновник свой оклад исправно получает,
И барыши купец берёт.
Король достойное достойным воздаёт
И всей страною управляет.
Прекрасно это всё Менений рассказал,
Когда народ, сенатом недовольный,
На тягость жизни подневольной
Вдруг возроптал.
Завидуя могуществу и власти
Сенаторов, он с яростью вопил:
«Им весь почёт, – нам все напасти,
Налоги, подати! Мы выбились из сил!»
И, возмущённый, за стенами
Сбирался грозными толпами.
Менений, приравняв бунтующих людей
К тем Членам, что подняли возмущенье,
Прекрасной баснею своей
Смирил народное волненье.

По нужде Волк постился:
Собаки стерегли и день, и ночь овец.
Однако же и Волк был не глупец.
Вот думал, думал он и ухитрился,
Да как же? – пастухом, проклятый, нарядился:
Надел пастуший балахон,
Накрыл себя пастушьей шляпой
И, опершись о посох лапой,
Подкрался в полдень к стаду он.
Пастух под тенью спал, собаки тоже спали,
И овцы все почти, закрыв глаза, лежали,
Любую выбрать мог. «А что? – Волк думает. —
Когда теперь примуся
Душить овец, то вряд отсюда уберуся:
Начнут блеять, а я не унесу и ног;
Дай лучше отгоню подалее всё стадо.
Постой, да ведь сказать хоть слово дурам надо:
Я слышал, как пастух с овцами говорил».
И вот он пастуха как раз передразнил:
Завыл.
Поднялся вдруг Барбос; за ним Мурза вскочил:
Залаяли, бегут. Мой Волк уж прочь от стада,
Но в амуниции плохая ретирада:
Запутался он в платье и упал.
Барбоска вмиг его нагнал,
Зубами острыми за шею ухватился,
Мурза тут подоспел, за горло уцепился;
Пастух же балахон и шкуру с Волка снял.