Калашников С.А. - Калашников С.А. Внизу наш дом.

Признаюсь, тут и у меня возникло чувство вины перед всем Советским народом. Ведь, пусть и небольшая, но вероятность принятия на вооружение нашего самолёта сохранялась… ну, не вполне нашего, а САМ-13 Москалёва. То есть, считай, того, с повторения которого я и начал.

Неудобно стало мне перед Александром Сергеевичем… или Сергеем Александровичем — в тех статьях из интернета, что попадались мне на глаза, имя и отчество постоянно переставляли местами. Надо было как-то дать ему знать, что схему его мы уже отмакетировали, и сообщить данные проверок. Хорошие, кстати, данные, обнадёживающие. Только вылезать из самоизоляции на всеобщее обозрение ох как не хотелось.

Вот тут судьба и преподнесла мне чудесный подарок. Один из пятерых моих пионеров — Макар Голыгин — совсем уже вырос, закончил школу и пришел советоваться, куда бы ему дальше отправиться учиться авиации. А я вспомнил, что тот самый Москалёв был, кроме всего прочего, директором Воронежского авиатехникума.

А первый прототип будущего истребителя — тянитолкай с винтами впереди и сзади, так и стоял у нас со снятыми моторами. Теперь, когда привезли ММ-1 взамен Рено, мы их быстренько вернули туда, и я Макарку на этой машине “обкатал”. Он ведь и аэроклуб успел закончить и самодельным творчеством со мной позаниматься — очень серьёзный молодой человек. Думаю, найдёт возможность включиться в работу тамошнего КБ — вот и передаст мужикам из группы Москалёва наши находки. Собственно, по сравнению с “оригиналом” мы внесли совсем небольшие усовершенствования, исключительно из опыта эксплуатации, да в расчёте на установку пушечного вооружения. Всё это коснулось, в основном, тех самых балок, которые выходят назад из крыльев и держат хвост, да прибавили пару лопастей в пропеллеры — а то они имеют чересчур большой диаметр для столь маломерного самолётика, отчего шасси получается высоковатым. Мы сумели выиграть сразу сантиметров пятнадцать на радиусе.

***

По прошлому варианту развития событий Мусенька появилась в аэроклубе в сороковом году в возрасте шестнадцати лет. Я в тот период вздыхал по Шурочке. Наверное, поэтому и просмотрел свою судьбу. Так вот, нынче моя судьба стала учлётом на год раньше. И не почему-нибудь, а исключительно из-за меня. Приметила она, что мы с Шурочкой часто общаемся, вот и вскипела в девушке ревность.

А как же нам не общаться? Весь год мы упорно доводили до ума истребитель в варианте чистого “толкая”. Мы, это ещё четыре не совсем выросших бывших пионера (теперь - комсомольцы) и Саня Батаев. Про нас с Шурочкой я уже помянул. А Мусенька, начиная с некоторого случайного события на Пасху, считает меня своим будущим супругом, отчего сначала избегала встреч, а потом наоборот - начала чаще, чем в силу естественных причин, мелькать перед глазами. Это, как я понимаю, таким образом проявился у неё процесс созревания.

А потом, подержавшись за ручку управления мотопланера, возомнила себя великим авиатором и легко и непринуждённо поступила в учлёты, сдав, естественно, экзамены и пройдя медкомиссию. Одним словом, ускоренными темпами влилась в нашу команду.

***

Такой примерно расклад сложился на тридцать девятый год. Ещё я ждал поступления из-за границы рации и авиагоризонта, полагая, что с их установкой разработку самолёта завершу и приступлю к тренировкам по его боевому применению. Увы — всё оказалось не так. Вообще этот период сложился для меня удивительно напряжённым. Я, гонимый неспокойной своей совестью, сочинял большое письмо товарищу Сталину. Писал, переписывал, исправлял, дополнял и вычёркивал.

Дело в том, что на старости лет мне удалось причаститься… или припасть… или как-то иначе выразиться, но довелось крепко поковыряться в интернете. Понятно, что историю развития отечественной авиации я просеял через мелкое ситечко собственного немалого опыта самым тщательным образом, отчего сделался нигилистом и карбонарием. То есть — бунтовщиком и скептиком. В общем, открывшаяся моему взору картинка оказалась столь неприятной для былой гордости за Советскую авиацию, что уступила в душе всё возможное место преклонению перед мужеством людей, сумевших, несмотря на совершенно негодные выходки руководства, добиваться побед там, где лица начальствующие подложили им неимоверную свинью.

Надеюсь, я понятно выразился? Словом, до меня дошло, что побеждают не лучшие идеи, а способность убеждать в том, что они действительно лучшие. Ну а потом упорным трудом или обманным путём добиваться реализации даже самых “сереньких” - так называемых взвешенных решений — просто ставить их на серию и убеждать всех, что так и должно быть. Надо было только не забывать непрерывно кричать о гениальности реализованного замысла и напрягать многотысячные коллективы рвать жилы воплощая в жизнь “решения партии”.

Это я сообразил, когда ползая по сети смог охватить всю картину проведённых разработок. Вы не поверите — у меня просто “в зобу дыханье спёрло” от осознания того, чтобы мы творили в небе войны, когда бы этот… ну… Верховный выбрал бы действительно то, что нужно, а не дожидался, пока заработанный жизнями людей опыт приведёт к закономерному результату.

Теперь представьте мои терзания, когда до меня дошло, что при некотором упорстве и изворотливости можно сделать истребитель, способный на начальном периоде боевых действий решить одну-единственную задачу — задачу уничтожения в воздухе истребителей противника. И сделать это можно своими силами, не пытаясь перехватить инициативу у других конструкторских коллективов, то есть не тратя сил ни на конкуренцию, ни на подковёрную борьбу, ни на попытки доказать то, что сам я знаю наверняка, но обязательно будет подвергнуто самой жёсткой критике или скомпрометировано выражениями сомнений лицами, облечёнными доверием или властью — ведь для них этот вид деятельности — основа выживания на властной пирамидке.

Так уж вышло, что на самые разные способы решения технических вопросов административными методами я в своё время насмотрелся вдоволь. Одна беда — в бою подобные решения не работают.

Ну вот, ругнулся, и полегчало на душе. Так и с письмом — ругался я в нём со страшной силой. Мне представлялось в корне неверной переделка в пикировщик Пе-2 неплохого двухмоторного истребителя. Он же так разгонялся на пикировании, что его приходилось начинать “выводить” на большой высоте, отчего точность бомбометания получалась так себе. То есть — проигрывало основное назначение машины — мастера точечных ударов из этого самолёта не получалось. Или судьба самолёта “Иванов” - Су-2. Нормальный ближний бомбардировщик сняли с производства потому, что применять его без поддержки истребителей было никак нельзя. Что в полной мере относится и к Юнкерсу восемьдесят седьмому, от использования которого немцы отказались, едва наши истребители завоевали небо. И вообще, без прикрытия с воздуха истребители врага сбивали любые бомберы. И даже штурмовики. Это не вопрос качества машины, а предмет скрупулёзной организации боевой работы.