Калашников С.А. - Калашников С.А. Внизу наш дом.

Впрочем, протоколы испытаний армейское руководство подписало и даже кое-что добавило от себя. В основном не по технике, а в отношении великой срочности обеспечения армии данным видом вооружения из расчёта четыре экземпляра на дивизию.

Эпилог

Полученный боевой опыт… он оказался не вполне однозначным. Вернее, всё наоборот. Ладно, перестану путаться и изложу с начала. Мы очень внимательно прочитали наставление, столь спешно составленное майором Самохваловым. Мы -это всё КБ. И сильно разошлись во мнениях о том, что же имел ввиду автор сего текста.

- Шурик, тебе не кажется, что товарищ пишет о штурмовике так, словно это танк! Вчитайся в рекомендации по применению его в обороне — сначала скрытная доставка на гужевой тяге, потом окапывание и, наконец, прямое указание на то, когда наше детище нужно выпускать. Если следовать предложенной схеме, то в момент, когда до развернувшейся в атаку пехоты остаётся меньше километра, а ПВО ещё не подтянулось.

- Александр Сергеевич, миленький, да где же это видано, чтобы за каждой немецкой ротой следовала батарея зенитных автоматов? Ну, может, кто когда и примечал такое, только мне ни о чём подобном ни разу не рассказывали. Хотя, если мы вынудим супостата поступать подобным образом, наступать ему станет совсем тошно. Мне, признаться, интересней отметить отношение к нашему детищу, как к миномётной батарее, ведущей огонь из верхней точки траектории мин. Точность сразу повышается, поскольку цели оказываются в поле зрения наводчика, причем с исключительно выгодного для стрелка ракурса. И с расстояния, которое он может менять по своему усмотрению. А уж на скорость, с которой эта артиллерия способна менять позицию, вообще указывается прямо.

- А почему огонь из пулемётов рекомендуется вести короткими очередями? - встрял Алим.

- На таких скоростях стволы авиационных пулемётов испытывают недостаток охлаждения из-за слабого обдува. Поэтому мы назад сразу Максимку поставили. Но и впереди эта же проблема — помните отчёт о втором бое? Когда работали по пехотной колонне. В общем, нужно и впереди ставить стволы с водяным охлаждением, - отозвался Матвей Голыгин.

- Шурик, а хоть один случай, когда бы был полезен крупняк или авиационные пушки, ты можешь припомнить?

- Нет. На большие дистанции с подвижной машины так, как с наземного станка, не прицелиться. А с малых расстояний, метров до трёхсот, по защищённым объектам удобней сразу фугаску положить. Ошибку в пределах метра, кило тротила обычно исправляет. Зато в отношении бронирования у меня возникли опасения — у немцев на нашем участке появились бронебойные пули. Вы же видели фотографии с изображениями отдельных сквозных пробитий. Думаю, нам следует к этому заранее подготовиться и усилить места, где возможно поражение от винтовочного и пулемётного огня по. Это лоб и борта.

***

Поняв, что нашу затею в действующей армии рассматривают не как самолёт, а как стремительно меняющее позицию пулемётное гнездо с приданной миномётной батареей, мы принялись приводить его вооружение в соответствие с ожиданиями. И устранять недостатки в винтомоторной группе, планере и шасси.

Вместо авиационных пушек и пулемётов впереди поставили спаренный “Максим” - такой вариант тоже был разработан для применения в качестве зенитного, хотя большее распространение получил всё-таки счетвёренный. Но счетвёренный к нам просто не полез. Зато такую же спарку на турели получил и задний стрелок — мы её приладили в поворотной башенке, позволявшей вести круговой обстрел, а при опущенном носе (повёрнутых назад крыльях) весьма успешно стрелять вперёд и вниз через голову лётчика.

Лобовое сопротивление при наших скоростях особой роли не играло, а толстый плексигласс, позаимствованный из фонаря Ил-2, неплохо защищал от пуль винтовочных калибров.

Восмидесятидвухмиллиметровую пушку-миномёт мы сделали многозарядной. Это оказалось довольно просто, после того, как измерили отдачу миномёта при выстреле с усиленным зарядом, сообщающим мине скорость на вылете в триста метров в секунду. Оказалось, что это всего-навсего пятьдесят “Же” длительностью в одну миллисекунду. Демпфировать такой удар двадцатикилограммового обрезка трубы самолёту, весом около трёх тонн — это же пустяк. Тем более, что чаще раза в секунду никто стрелять даже и не собирался.

Автоматику перезаряда с длинным откатом ствола сделали буквально с восьмой попытки, магазин на сотню мин занял в фюзеляже всё пространство между пилотом и стрелком — а это сразу полтонны. И ствол остался один-единственный.

Фугасные мины здорово повреждали лёгкие танки и заставляли замолкать ДЗОТы, если положить снаряд рядом с амбразурой, а осколочные превращали фашистские окопы в сущий ад. Ну да не так важны свойства техники, как умение её правильно использовать. И поленом можно уконтапупить вооружённого до зубов противника, и штыком, и сапёрной лопаткой. Главное — быстро доставить оружие в ту точку, из которой его можно правильно применить. И применить, естественно.

***

Как только мы закончили с “капутом”, я несколько раз попытался съездить в командировку. Но меня не пустили. Не понял! Нет, пока Мусенка рожала и приходила в себя, я даже не дёргался. Но потом, когда она вполне набралась сил, а для дочки нашли хорошую няньку из эвакуированных, тоже недавно родившую, но уже опытную мамку — вот тут я понял — меня нарочно не пускают туда, где сейчас моё место.

Не долго думая, я написал прямиком товарищу Сталину, что все идеи из области вооружений, которые у меня имелись, к настоящему моменту реализованы, и значительно полезней я буду в качестве лётчика-истребителя.

Почему самому Сталину, спросите. А кому же ещё? Вот не получается у меня сообразить, кто ещё смог бы организовать столь разумный способ использования человека, обладающего пусть и скромными, однобокими, но всё-же познаниями о грядущем.

Разведка, или НКВД бросились бы меня сначала срочно “потрошить”, а потом прятать. Руководители промышленности стали бы запрягать для реализации задач, ведущих в одному Богу известных направлениях. И никакого толка из этого бы не получилось — одно сплошное разочарование. Ведь память человеческая хранит, в основном, только то, что или непосредственно касалось, или сильно интересовало её носителя. Ну, и прямо скажу — конструкторская мысль (а я смею лелеять надежду, что именно ею и обладаю) всегда опережает возможности технологий и достижения в области материаловедения. Представьте - нарисовал бы я самолёты и двигатели, которые не знаю из чего и как построить! И что? Весёлые картинки?

А тут мне дали достаточно свободы, чтобы использовать довольно успешно всё, на что я способен. Поэтому и подумал сразу на вождя. Конечно, я его по-прежнему опасаюсь, но должен признать — врагом народа не полагаю и к числу людей недалёких не отношу. так кто, кроме него смог бы поместить меня под присмотр представителей сразу трех могущественных ведомств? Да так, что они между собой не цапаются!