Иван Башмаков - Тысяча и одна минута. Собрание русских сказок

Завязался у мужичков – христиан православных спор такой задорный, что хоть их водой разливай: а известно, чем такие споры кончаются: давай друг друга в ухо, в другое, в третье… и пошла свалка, пока не умаялись. Да как видят, что друг другу носы поразбили, а верх ничей, пошли друг на друга с жалобою к старосте, а место, где предмет их спора – рак – барахтался, хворостинкой заметили.

Староста, к кому наши мужички пошли с жалобою, был хоть не во всем большой знаток, а иногда имел смысл и крюк ввернуть, и сам вывернуться… Да вот раз пала на его семью очередь в солдаты идти, надо было сына везти, а он выдал свою сестру Матрёну за служивого, да на мирской сходке и объявил всем: не только-де из моей семьи один пойдет, а все, сколько ни родит сестра Матрёна, хоть бы десятеро, все будут слуги царские… За это умное дело ему всем миром присуждено было по гривне с тягла дать да по мотку ниток с каждой бабы жене его. Так к этому-то голове-старосте явились наши мужички – христиане православные и рассказали все, как что происходило.

Староста качал-качал головой, гладил-гладил бороду – этакого случая у них и не случалось: кажись, мужички оба не пьяные, а оба в своем виде, трезвые… И где же – на большой столбовой дороге – подраться вздумали. О… Ну, если бы на эту пору исправник ехал?.. Так и самому бы старосте такой нагоняй дал, что охти мне!.. Да опять, из чего ж спор и драка?.. Из мастерового человека!.. Это следовало бы ремесленной управе разрешить, что там такое было – сапожник или портной.

«Пойду, – сказал староста, – пойду и посмотрю сам: правого оправлю, а виноватому спуску не дам! Позабудет он у меня подымать шум и гам!»

Повели старосту наши мужички – христиане православные, где рак лежал, привели к месту, где хворостинка воткнута, показывают на рака; а тот, грешный, все еще на одном месте копошится; только так в песке извалялся весь, что и сам заморский знахарь не узнал бы, что это за птица такая.

Староста подошел к раку, посмотрел на него со всех четырех сторон – и с боков, и сзади, и спереди… – не может ни узнать, ни придумать, что это за штука! Взял староста хворостину, перевернул рака на спину… Фу ты, батюшки!.. еще мудреней! Ног там – видимо-невидимо, и все вместе, точно узлом завязаны, и все ворочаются так, что и сесть нельзя. Даже жутко стало старосте; обернул он рака опять по-прежнему и опять над ним призадумался.

Народу тьма толпится кругом рака и старосты – глазеют, и рты поразинули, и языки повысунули, будто в самом деле диво какое тут делается…

– И староста не знает!.. и староста не знает! – стали люди шептать промеж себя.

Староста услыхал и тотчас опомнился, словно на него ведро холодной воды вылили: пожалуй, думает, глупый народ скажет, что я ничего не знаю и ничего не могу!..

И вдруг захохотал наш староста и начал говорить двум мужичкам-спорщикам строгим и насмешливым голосом:

«Ах вы дураки, болваны этакие!.. Какой это портной и какой сапожник!.. Разве от него пахнет варом или разве есть у него за ушами шёлк замотанный?.. Я сейчас вижу и сейчас узнал, что это такое, а дивлюсь вам, дуракам!.. Это, видишь… либо старый голубь, либо молодой медведь!.. А вы, не знавши, не спорьте!..»

И велел староста рака грязью заметать; а мужичков – хрестьян православных побить палками, чтоб они, чего не знают, о том не спорили.

Когда боярин кончил побаску свою, кто посмеялся, а кто поза-думался; а нашелся один, который и против вымолвил.

«Хлеб-соль ешь, а правду режь; семь раз отмерь, а один раз отрежь; прячешь, так помни, куда кладешь; смотри глазами, что в рот несешь; не ври наобум, чего не ведает ум!»

Есть у меня тоже побаска коротенькая; а она еще и не побаска, а просто быль; может, многие из вас, кто в тот век жил, ее и припомнят.

Был-жил один большой Воевода, в стороне, до которой, между прочим, теперь дела нет. Был этот Воевода и умен, и смышлен, и на все горазд по своим делам, да немножко хитрить любил: норовил всякого по своему аршину вымерить, чтобы в каждом было и росту, и дородства, и ума сколько в нем самом! Не любил он, кто сразу на его вопрос ответа не даст, что бы он ни спросил, – хоть соври, да скажи в ту ж минуту без обиняков, а не то после и на глаза не кажись! Ведь хорошо если ловкий, расторопный малый попадется!.. Как, примерно, раз… (дело было во время войны, и Воевода сам своими солдатами командовал, и были они на земле неприятельской). Идет Воевода, сам все осматривает; видит, стоит часовой, парень молодой, – увидел Воеводу, вытянулся и честь ему отдал как надобно. Воеводе пришло на мысль испытать солдата, дать ему задачу трудную, поставить в тупик, чтобы он ответил: не могим знать! Подошел Воевода к часовому, спрашивает:

– А что, служба, знаешь ли неприятельский язык?

– Знаю, отец-командир.

– А ну-ка скажи-ка, какой же он?

– Такой же красный, как у собаки! – отвечал солдат.

Воевода так и покатился со смеху. Солдат ловко соврал, да и дельно сказал: где ж ему, солдату, всякий язык-говор понять; он только тот и знает, что во рту торчит.

Так и все поступали-делали, а кто новичок попадется, сейчас учили, как и что отвечать, когда Воевода вопрос задаст.

Попался один новобранец-служивый, дурак не дурак, а так, взбалмошный; что его ни спросят, он, не подумавши, бухнет слово совсем невпопад. Страх взял его командира: попадется, думает, этот новобранец Воеводе, спросит тот что-нибудь, не скажет он ему ни скоро, ни толковито, достанется и мне на орехи, зачем дурака в службу взял!.. И точно: велят к смотру готовиться, слышно, едет Воевода полк осматривать. Старые солдаты туда-сюда, уж попривыкли, смекают, как где ответ держать, если Воевода что спросить вздумает; а командир бьется с новобранцем, учит его, муштрует, и какой вопрос ни задаст, тот ему одно – или не знаю , или не ведаю! .. Придумал командир ответы сам. «Смотри, – говорит, – думаю, Воевода больше тебя не спросит, как только: сколько тебе от роду лет, долго ли служишь и знаешь ли службу? Хоть на это хорошенько ответь. Примерно спросит он: сколько тебе от роду лет? Отвечай: тридцать. Давно ли в службе? Говори: десять. Спросит: службу знаешь? Скажи: отчасти ». Толковал-толковал командир новобранцу эти ответы, насилу тот затвердил их по порядку на память, как сорока: тридцать, десять, отчасти; выучил их…

Вот приехал Воевода, начал полк осматривать. Спросит того, другого – все скажут, как отрежут; подошел к новобранцу, видит – рослый красивый парень, захотелось ему и его спросить. Посмотрел ему в глаза, спрашивает: «Кто ты такой?» Мялся-мялся наш новобранец, думает, что ни один из затверженных ответов к такому вопросу приладить нельзя, он придумал свой и сказал: «Солдат!»