Иван Башмаков - Тысяча и одна минута. Собрание русских сказок

– Это я вижу! – прибавил, смеясь, Воевода. – А давно ли ты в службе?

– Тридцать.

– Вот!.. А много ли тебе от роду?

– Десять.

Воевода уставился на него и спросил серьезно:

– Да ты дурак, что ли?

– Отчасти! – отвечал новобранец и сделал от Воеводы направо кругом, думая, что сказал все, как надобно.

Не знаю, сказал ли спасибо Воевода командиру, который новобранца так хорошо выучил.

«Так вот, други, – прибавил боярин, – не надо ни на кого пенять, кто затеет прежде подумать, а потом сказать; дума-кума не лишит ума, а с бухты-барахты дельно не скажешь!»

И с этим боярином половина народу согласилась, а половина противоречила. Люди таковы исстари, под один лад их не выстроишь, что одному нравится, то другому хоть на улицу брось!

Пока так бояре толковали да калякали, глядь, а солнышко уж прямо над макушкой – голова вспотела, ноги отдыху захотели, а брюхо щей просит. Поплелись бояре по домам поесть, понять да подождать, чему следует быть. Пришли домой, а жены их уж ждут у ворот, что галчата матери, разинувши рот: что-де такое у царя подеялось, зачем он мужьев созывал?.. А как разузнали, что дело о свадьбах шло, так и заголосили, и завопили мои бабы… «Да что же это? Да к чему это?.. Да мужское ли дело о свадьбах судить и рядить? Да на что же бабы и родятся, как не свадьбы сводить?.. Вот, – кричат, – будет толк, как мужчины свахами станут, наделают дела не мало, пожалуй, и женатых переженят сначала!..»

А одна баба не вытерпела-таки, привязалась к этому слову… Да вот, говорит, раз что и случилось:

Жил в нашем городе человек Агап, всем он был парень как парень, да одним слаб: любил он пиры да банкеты, хоть уж ему бы и не под леты, годов ему было около сорока, а где бы ни подошла рука, пир знакомый или чужой, он идет как на свой. Но как знакомых-то пиров было немного, а на чужих-то нередко поворачивали носом к порогу, то он и ухитрялся всегда как-нибудь втереться: коли поминки – он кутьи несет, коли родины – каши припасет, а уже все как-нибудь добьется, что его посадят и на последнюю лавку, да все-таки придется поесть сладко, хоть последнему чарку поднесут, а все-таки мимо не обнесут! А пристрастился он к свадьбам всего больше, оно и пир-то веселей, да и идет-то дольше, и напоследок так привык, что как-то раз месяцев шесть свадеб не было, так он женился сам, чтобы хоть у себя попировать.

Вот и женившись, не оставил своей привычки по свадьбам ходить: а как хорошенько поднаторел, как разузнал, как и где на свадьбе какой порядок ведется, то попал в такую знать, что все сами начали его в дружки звать.

Опостылел он за это всем деревенским бабам: без него, бывало, никакая сваха и свадьбы не затевай, глядишь – отобьет, и жениха с невестой сведет, и свадьбу смастерит, и тут же сам дружкой сидит.

Озлились на него бабы, совсем хлеб отбил, разбойник! Ну, мужское ли это дело – все только плевали да ахали, как он, бывало, концы сведет! И проворен же был, пострел!.. Свадьбу ему бывало свертеть, как в иглу нитку продеть!..

Ну вот бабы за ум взялись, вместе собрались и положили между собою, во что ни стало отвадить, отучить молодца свадьбы стряпать. А как это сделать, чтобы он носа не показывал на свадьбы вперед, чтобы даже, где случится свадьба, бежал от тех ворот!.. Выдумали старухи штуку злую, ехидную, пригадали такую вещь, что в пору иному подьячему. Да как бы вы думали? Присудили всем сборищем: выдать снова его жену за другого, и чтобы он же тут сам заведовал пирушкою, сам бы был и сватом, и дружкою!..

А надобно вам еще вот что заметить, честные господа, оно хоть это известно всякому, да не всякому взапримету придет: если кто женился да взял жену-бабу молодую, так уж смотри в оба – нечасто по гостям гуляй, а почаще дома бывай, а не то, коли ей долго мужа заждаться придется, то того и гляди, что другой навернется!.. Так и с нашим Агапом стряслось, и ему довелось испытать такую же историю.

Там пир-свадьба, там поминки, там родины с крестинами, а там опять сватанье затевается; а Агап везде тут как тут, бегает, высунув язык, раскрывши рот, некогда и к жене завернуть от хлопот!

Баба молодая, одно то, что скука одолела злая, а другое то, что все люди гуляют, веселятся… там свадьбу свели, там родили-крестили, а ее будто и позвать забыли, будто ей и нельзя веселиться, будто она лишняя спица в колеснице!.. «Чем же я других хуже?» И взяло ее зло на мужа…

Раз она сидит так да думает себе на уме: не пойти ли к куме?

Не спросить ли совета, как бы ей уладить это, чтобы ей быть не прочь от людей?.. Хоть бы дома завести знакомых да пожить веселей!..

Вышла за ворота, а на ту пору идет парень подле забора да зевает по сторонам.

«Видно, ему скучно, одному несподручно так же, как и мне, не пойду к куме, а позову лучше доброго молодца да на досуге с ним покалякаю!» Она смотрит на парня, улыбается, а он снял шляпу и кланяется. Так продолжая, он шаг за шагом к ней подошел, да слово за слово и речь завел… ну уж тут и пошли лады!.. Если молодой парень да сойдется с бабой молодой, да на досуге глаз на глаз разговорятся, так не разольешь и водой, проще самим догадаться да скорей разойтись.

Кума, к которой было жена Агапа в гости пошла, видно, и сама догадлива была, сама к ней в гости отправилась… Пришла. «Что за притча? Ворота заперты!.. Что это значит: неужели Агап жену с собою взял?.. Кажись, прежде он этого не делывал?..

Только дай еще попытать, точно ль ворота заперты? – глядь, ан они изнутри щеколдой заложены. – А, видно, она дома да уснула со скуки!» Давай стучать.

Постучалась кума-таки довольно, а домой не ушла: надо было проведать, что там делается.

Вот погодя немного дверь с надворья скрипнула… Кума притаилась и слушает, а Агапова жена что-то такое чмок да чмок, да и молвила: «Ну, беги ж через плетень!» А сама к воротам пошла.

Отворила их, а кума и лезет к ней, и целует, и обнюхивает, и спрашивает, все за один прием.

– Али заспалась, моя красавица?

– Да, Спиридоновна, соснула было, такая скука взяла.

– Ну, зато, видно, сон хороший видела: вишь как глазки-то разгорелись!.. Да и сама как в огне.

А парень-молодец хотел было через тын перескочить, да не сумел и повис головою вниз, зацепившись кафтаном, да так там шумит, барахтается.

– Что это? – кума спрашивает. – То не сон ли твой все еще возится?

Вспыхнула бедняжка Агапова жена, еще лгать-то, видно, не в привычку было.

– Это, – говорит, – корову в огород пустила, так, видно, запуталась… Войди пока, кума, в избу, а я пойду отвяжу ее!

Вошла кума, вернулась и жена Агапова.