Эпиктет - Беседы

– Но разве я не занимаюсь образованием? – А для чего занимаешься ты образованием? Рабское ты существо, не для того ли, чтобы благоденствовать? Не для того ли, чтобы быть стойким? Не для того ли, чтобы пребывать в состоянии соответствия с природой? Что мешает переносящему лихорадку сохранять верховную часть души в состоянии соответствия с природой? Здесь испытание этого дела, проверка занимающегося философией. Ведь и это часть жизни: как прогулка, как совершение пути по морю, как совершение пути по суше, – так и лихорадка. Разве во время прогулки ты читаешь? – Нет. – Вот так и во время лихорадки. Но если ты правильно совершаешь прогулку, у тебя есть то, что должно быть у совершающего прогулку. Если ты правильно переносишь лихорадку, у тебя есть то, что должно быть у переносящего лихорадку. Что значит правильно переносить лихорадку? Не жаловаться на бога, не жаловаться на человека, не удручаться происходящим, разумно и правильно относиться к смерти, выполнять предписания. Когда приходит врач, не бояться, что он скажет. И если он скажет: «Прекрасно у тебя», не радоваться чрезмерно. В самом деле, какое благо он сказал тебе? Ведь когда ты был здоров, какое для тебя благо заключалось в этом? И если он скажет: «Плохо у тебя», не поникать духом. В самом деле, что значит быть в плохом состоянии? Приближаться к отделению души от тела. Так что же в этом ужасного? Если ты не приблизишься к этому сейчас, разве не приблизишься позднее? А то мир перевернется, если ты умрешь? Так что же ты льстишь врачу? Что говоришь: «Если ты захочешь, господин, у меня будет хорошо»? Что предоставляешь ему основание высокомерно вздымать бровь, а не по его заслугам воздаешь ему: как сапожнику – в том, что касается ноги, как строителю – в том, что касается дома, так и врачу – в том, что касается бренного тела, того, что не мое, того, что по природе мертво? Вот чему свое время для переносящего лихорадку. Если он исполнит это, у него есть то, что должно быть у него.

Ведь дело философа сохранять не это все, что относится к внешнему миру, ни винишко, ни маслишко, ни бренное тело. Но что? Свою собственную верховную часть души. А все то, что вовне, как? Быть занятым всем этим лишь в пределах разумного. Так где же тут еще уместность страха? Так где же тут еще уместность гнева? Где тут уместность страха за чужое, за ничего не стоящее? Ведь следует руководствоваться двумя этими мнениями: что вне свободы воли ничто не есть ни благо, ни зло и что не направлять нужно положение вещей, а следовать ему. «Брат не должен был так обойтись со мной». Нет. Но это посмотрит он сам. А я, как бы он ни обошелся со мной, сам я буду относиться к нему как должно. Это ведь – мое, а то – чужое. Этому никто не может помешать, то – подвластно помехам.

Существуют некие как бы по закону установленные наказания неповинующимся божественному управлению: «Кто будет считать благом что-то иное кроме того, что зависит от свободы воли, тот пусть завидует, пусть жаждет, пусть льстит, пусть будет в смятении. Кто будет считать злом иное, тот пусть печалится, пусть сокрушается, пусть скорбит, пусть будет несчастен». И все же, подвергаясь таким суровым наказаниям, мы не можем отказаться считать так.

Помни, что говорит поэт о страннике:

Странник, нельзя то, если и хуже тебя кто пришел бы,

Странника мне не почтить: под охраной Зевса ведь каждый

Странник и нищий 375.

Так вот, этим следует руководствоваться и по отношению к отцу: «Нельзя то, если и хуже тебя кто пришел бы, мне отца не почтить: под охраной Зевса ведь каждый Отчего», и по отношению к брату: «Под охраной Зевса ведь каждый Единокровственного». И вот так в соответствии с остальными нашими отношениями мы найдем блюстителем их – Зевса

Упражнениями на деле следует заниматься не прибегая к тому, что неестественно и необычайно, а то, право, мы, которые говорим, что занимаемся философией, ничем не будем отличаться от проделывателей трюков. Трудно ведь и по канату ходить, и не только трудно, но и опасно. Разве из-за этого и мы тоже должны приучать себя ходить по канату или ставить пальму 376или обхватывать статуи? 377Отнюдь. Для упражнения на деле пригодно не то все, что трудно и опасно, но то, что способствует осуществлению цели нашего усердия. А в чем заключается осуществление цели нашего усердия? В том, чтобы в стремлении и избегании проводить жизнь неподвластным помехам. А это в чем заключается? В том, чтобы ни в своем стремлении не терпеть неуспеха, ни в своем избегании не терпеть неудачи. Так вот, к этому и должно быть направлено упражнение на деле. Ведь поскольку без усиленного и постоянного упражнения на деле невозможно добиться стремления, не терпящего неуспехов, и избегания, не терпящего неудач, знай, что если ты допустишь, чтобы упражнение на деле было направлено к тому, что вне тебя, к тому, что не зависит от свободы воли, то ты не добьешься ни стремления, достигающего успехов, ни избегания, не терпящего неудач. И поскольку привычка имеет ведущую силу, а мы привыкли пользоваться стремлением и избеганием только по отношению ко всему тому 378, следует противопоставить этой привычке противоположную привычку и там, где представления очень неустойчивы, противопоставлять усиленное упражнение на деле.

У меня крен в сторону удовольствия. Я качнусь в противоположную сторону, через меру, ради упражнения на деле. У меня склонность избегать страдания. Я стану постоянными упражнениями развивать против этого мои представления, для того чтобы избегание отступило от всего такого. Ведь кто такой упражняющийся на деле? Тот, кто приучает себя стремлением не пользоваться, а избеганием 379пользоваться только по отношению к зависящему от свободы воли, притом приучает себя больше в труднопреодолимом. В соответствии с этим и следует одному больше упражняться на деле против чего-то одного, другому – против чего-то другого. Так чему же тут служит поставить пальму или носить повсюду кожаную крышу, ступу и пест? 380Человек, приучи себя упражнениями на деле, если ты вспыльчив, терпеливо сносить брань, не расстраиваться от оскорблений. Затем ты так продвинешься, что, даже если кто-нибудь ударит тебя, ты скажешь самому себе: «Сочти, что ты обхватил статую», Затем – и винишком умело пользоваться, не в том отношении, чтобы уметь много пить (есть ведь такие несуразные, которые упражняются на деле и в этом), но прежде всего в том, чтобы уметь воздержаться, и от девчонки воздерживаться, и от лепешечки. Затем когда-нибудь для испытания, если только дойдет до этого, ты выпустишь при удобном случае сам себя на борьбу, для того чтобы узнать, всё так же ли представления одолевают тебя. Но вначале беги далеко от всего того, что сильнее тебя. Неравна борьба между смазливой девчонкой и молодым человеком, начинающим заниматься философией: «Горшок, – говорят, – и камень не в ладу» 381.