Катрина Камбург - Трусиха Мария: бегом через войну

Вначале я еще пыталась следовать умом за комментариями доктора, который все подробно объяснял:

– Сначала я обезболю вот этот участок. Так, подождем чуть-чуть. Теперь я должен добраться до твоих миндалин, в которых сидит инфекция. Мы же не хотим, чтобы она и дальше тебя травила, правда? Поэтому сейчас мы их уберем, потерпи капельку.

Но «капелька» обернулась жгучей болью, как будто изнутри отсекали часть горла, и обезболивание почти не срабатывало. Я даже крикнуть не могла, лишь вцепилась вспотевшими руками в простыни и скомкивала их, насколько позволяли мне мои жалкие потуги. «Так, с одним покончено, осталось совсем чуть-чуть». И пытка повторилась.

Но даже когда обе миндалины были удалены, мне не удалось отдохнуть. Оказывается, это была только часть операции.

– Сейчас я вскрою железы, чтобы через разрез вышли гной и слизь.

Я не знаю, находилась ли я в сознании во время всего этого процесса, или оно периодически покидало меня. Я только видела, как банка, подставленная мне под шею, все наполнялась и наполнялась зелено-коричневой жидкостью.

Наконец, доктор оставил меня в покое. И, несмотря на то, что я была крайне измучена, мне показалось, что дышать стало легче.

Но испытания на этом не закончились. Через несколько дней у меня отказали почки. Доктор предвидел и этот поворот событий, поэтому даже не удивился, когда увидел мой вздутый, как у беременной, живот. «Асцит, – спокойно констатировал он. – Это когда моча практически не выводится из организма». Но и тут он придумал блестящий ход.

Сделав иголкой прокол в животе, он провел от нее трубочку, которая выводила в рядом стоящем тазу все излишки воды.

– Победу праздновать еще рано, – предупредил он родителей. – Эта процедура может оказаться бесполезной, если организм так и не начнет приходить в норму. И все придется повторять.

Однако на этот раз его мрачные прогнозы не оправдались, и я уверенно пошла на поправку, встав с постели спустя месяц нахождения в ней. Единственное, в чем доктор оказался опять прав, так это то, что скарлатина ослабила мое сердце, которое с тех пор уже никогда полностью не восстановилось.

Особая школа и пророчества доктора

Я сильно переживала, что мне пришлось пропустить целый месяц школы. Школа была не абы какая, а экспериментальная, и я ее очень любила. Там, помимо обычных школьных предметов, девочек учили кройке и шитью, в котором я, к слову, не очень преуспевала, готовке и даже бальным танцам!

Нас было поровну: 17 мальчиков и 17 девочек, и все мы были необыкновенно дружными. Кроме того дружили и наши родители, а ведь, несмотря на так называемое равенство, семьи были совершенно разными: семьи врачей, учителей, рабочих и местных богачей.

Тем не менее, никто не чувствовал каких-то социальных различий, ни во время поступления, ни во время учебного процесса. Поэтому я и не хотела ударить лицом в грязь и решила, во что бы то ни стало быстренько наверстать пропущенную программу.

Родители мне в этом особо не могли помочь: мама Лиза (нареченная Лея) – добрейшая женщина, обладающая множеством достоинств, которые непременно пригождались в семейной жизни. Но она была абсолютно не образованна, то есть официальную школу никогда не посещала. Откуда она умела читать – а в доме всегда было множество книг, к которым мы все имели пристрастие, – для меня до сих пор остается загадкой. Она даже изобретала слова, и никто не ставил под сомнение их право на существование.

Папа Миша – а по-настоящему Мойше Абрамович – щуплый невысокий мужчина уже переступивший свой сорокалетний рубеж, хоть и являлся личностью совсем не темной, стремящейся к постоянному культурному развитию, но в школьных делах тоже мне был не помощник. Он работал на лесозаготовках в пригороде Воронежа, в семье местных богачей, для которых стал непререкаемым авторитетом. Ему настолько доверяли, что весь процесс добычи древесины из множества принадлежащих им лесных гектаров, лежал полностью на нем. Никто его не контролировал, и семья не уставала нарадоваться столь толковому и надежному работнику, разбиравшемуся одинаково хорошо и в древесине, и в людях. Однажды жена хозяина заявила: «Дядя Миша, пожалуйста, впредь никаких баночек со своей едой. На обедах мы хотим видеть Вас за нашим столом».

Отец был для меня не только ориентиром, но и безотказной поддержкой. Когда я озвучивала свои стремления, он всегда относился к ним с пониманием, воспринимая меня не просто, как свою дочку или несмышлёную младшеклассницу, а как вполне сложившуюся личность со своими желаниями и мечтами.

Кто еще оказал на меня немалое влияние, так это доктор Гардвиг, который продолжал меня навещать. Под предлогом осмотра, он засиживался со мной за долгими беседами и делился наблюдениями.

Он поведал, как быстро развивается официальная медицина. Он предвидел – и спустя несколько десятков лет его предсказания полностью подтвердились, – что скоро наступит эра медицинских центров с продвинутым оборудованием. И медики научатся предупреждать многие болезни с помощью открытия различных вакцин, которые спасут жизни множества людей. Но в то же время и многих погубят. Он предчувствовал, что совсем скоро появятся новые поколения препаратов, которые смогут бороться со многими болезнями (в те времена в СССР даже пенициллин еще не открыли).

Но есть у этой ситуации и обратная сторона медали: у лекарств будет множество побочных эффектов, которые станут источником новых проблем со здоровьем. Добро может обернуться злом, особенно если использовать эти фармацевтические изобретения неразумно и чрезмерно, и перекладывать на них ответственность за свое здоровье.

Говорил он и о том, как важно соблюдать режим дня, пить много воды. Как важно не переедать и в то же время питаться разнообразной пищей, а не выбирать себе два-три любимых блюда и ими ограничиваться. Но и тот факт, что целые поколения питаются в рамках одних и тех же представлений, для него не означал правильности. Он имел в виду потребление говядины, свинины и прочих мясных деликатесов, таким образом, деликатно намекая на вегетарианство.

Не уставал он повторять и про физические нагрузки – не просто в огороде поработать и прогуляться до колодца, а именно целенаправленные, на разные участки тела. Но и перенапрягаться не советовал.

Он также был уверен в том, что врач должен быть многопрофильным и видеть пациента целиком, а не поделенным на отдельные органы, чтобы не потерять связь между причиной и следствием.

Пожалуй, его беседы и зародили во мне желание стать врачом, этаким земским доктором, живущем при народе и с народом…

Вскоре доктор исчез. Поскольку он жил один, никто не кинулся его сразу же искать. А потом стали ходить слухи, что его арестовали – на дворе свирепствовали 30-е, когда Сталин и его прислужники подозревали всех и каждого в шпионаже. А уж немцев – как пить дать. Мне было грустно потерять такого друга, собеседника и спасителя в одном лице. Тогда я еще не подозревала, что это будет одна из первых в страшной череде потеря.