Гянджеви Низами - Лейли и Меджнун

До трех годков, играя и шутя,
Резвясь в садах любви, росло дитя,

В семь лет кудрявый, прелестью живой,
Тюльпан напоминал он огневой.

А в десять лет — твердили все уста,
Что легендарной стала красота.

При виде лучезарного лица
Молились все о здравии юнца.

Родитель, восхищен и умилен…
Был в школу мальчик им определен.

Наставник мудрый отыскался в срок,
Наук обширных истинный знаток.

Он с лаской обучал, как истый друг,
Способнейших детей пытливый круг.

Желал учитель, чтобы каждый мог
Добра и прилежанья взять урок.

В те времена, преданье говорит,
Для девочек был в школу путь открыт.

Из разных мест, стекаясь в знанья храм,
Совместно дети обучались там.

Талантов кладезь, несравненный лал,
Кейс знаний суть мгновенно постигал.

С ним вместе обучалась в школе той,
Жемчужной ослепляя красотой,

Дочь племени соседнего одна.
Была она прелестна и умна,

Нарядней куклы и луны светлей,
И кипариса тонкого стройней,

Мгновенный взгляд, скользящий взгляд ее
Был, как стрелы разящей острие.

Газель с невинной робостью в глазах
Властителей земли ввергала в прах,

Арабская луна красой лица
Аджамских тюрков ранила сердца.

В кудрях полночных лик ее сиял,
Казалось — ворон в когти светоч взял.

Медвяный ротик, сладость скрыта в нем,
Был чуть приметным оттенен пушком.

И эту восхитительную сласть,
Чтобы никто не смел ее украсть,

Отец Лейли и весь достойный клан
Оберегали словно талисман.

Той красоте волшебной надлежит
Шахбейтом стать в звучании касыд.

И капли слез, и проступивший пот
Поэт влюбленный жемчугом сочтет.

Не нужны ей румяна и сурьма, —
Была природа щедрою сама.

И родинка на бархате ланит
Сердца и восхищает, и пленит.

Не потому ль с любовью нарекли
Ее лучистым именем Лейли.

Кейс увидал и понял, что влюблен,
И был в ответ любовью награжден.

Мгновенным чувством он охвачен был,
И путь любви им предназначен был.

Им первая любовь, фиал налив,
Дала испить, сердца соединив.

О первая любовь, один глоток
Дурманной силой сваливает с ног.

Пригубив вместе розовый настой,
Они влюбленной сделались четой.

Любви вручив бестрепетно себя,
Кейс сердце отдал, душу погубя.

Но сколь любовь Лейли ни велика,
Была она застенчиво-робка.

Друзья вникали в трудный смысл наук,
Не размыкали любящие рук.

Друзья над арифметикой корпят,
Влюбленные словарь любви твердят.

Друзья уроки учат, как и встарь,
А у влюбленных свой теперь словарь.

Друзья зубрят глаголы день за днем,
Влюбленные воркуют о своем,

Отстав в науках, бросив все дела.
Любовь их вдохновляла и вела.

Когда очнется утренний восток,
Юсуфоликий царь приходит в срок.

И базилики ласковый рассвет
В лимонно-золотой окрасит цвет,

Лейли играла с солнцем, как дитя,
Лучами подбородок золотя.

Сдержать восторга люди не могли,
Взглянув, как солнцевеет лик Лейли.

Так сонм к Зулейхе приглашенных жен
Красой Юсуфа был заворожен,

Что восхитясь при виде красоты,
Забыв лимон, порезали персты.

Могуществом любви ошеломлен,
Кейс пожелтел, стал желтым, как лимон.

И круг друзей, кого ни назови,
Сиянье озаряло их любви.

Пришла пора, и в этом нет чудес,
Что вздох влюбленных достигал небес.

Любовь, души опустошая дом,
Обрушилась на них двойным клинком.

Сердца похитив, унесла покой,
Наполнив грудь смутительной тоской.

Сначала шепотком, а после вслух
Преследовать влюбленных начал слух.

С их робкой тайны сорван был покров.
Секрет стал притчей улиц и дворов.

О чуде чистом, как святой аят,
С осудою насмешливой твердят.

Лейли молчала, Кейс был тоже нем,
Но тайна их известна стала всем.

Так спрятанного мускуса зерно
Сладчайший запах выдаст все равно,

Так предрассветный дерзкий ветерок
Чадры приподымает уголок.

Пусть каждый, сокровенно терпелив.
Любви смятенно сдерживал порыв,

Но долго ль можно им любить тайком?
Не скроешь солнца свет под колпаком.

Когда томленьем преисполнен взгляд,
В уединенье тайну не хранят.

Ведь сердце Кейса локоны Лейли
Как шелковые цепи оплели.

Рассудок приказал скрывать порыв,
Но взор безмолвный был красноречив.

Не в силах колдовство преодолеть,
Кейс угодил в расставленную сеть.

Став пленником любви, попав в силки,
Не находя спасенья от тоски,

Одной любимой он принадлежал
И без нее не жил и не дышал.

Так скачет конь у бездны на краю,
Погибель не предчувствуя свою.

И Кейса те, чей немощен скакун,
Теперь с усмешкой стали звать: «Меджнун!»

Меджнун — безумец! Взор его блуждал
И прозвище невольно подтверждал.

Людским судом любовь осуждена,
И от Меджнуна спрятана луна.

От кривотолков, что кругом росли,
Как загнанная лань была Лейли.

Жизнь для нее теперь не дорога, —
Из глаз точились слезы-жемчуга.

Меджнун, кляня несправедливый рок,
С ресницы каждой слезный лил поток.

На улицах и где базар бурлил,
Он с болью в сердце средь людей бродил.

Слагая песни дивные свои,
Газели о мучительной любви,

Он шел и пел, а вслед кричал народ:
«Глядите все, безумный, сумасброд!»

Пословица гласит недаром так:
«Держи узду, не то сбежит ишак!»

И слыша поношения кругом,
И вправду помутился Кейс умом.

Страдая, безысходностью объят,
Разъял на части сердце, как гранат.

От всех скрывал он тайну в глубине,
Что делать с сердцем, если грудь в огне?