Гянджеви Низами - Лейли и Меджнун

Тот беспощадный огненный язык,
Сжигая сердце, в мозг его проник.

Он в горе, но любимой рядом нет,
Тоскующим он ищет взглядом — нет!

Днем мечется везде, не спит в ночи,
Подобьем став истаявшей свечи.

Где для души лекарство обрести?
Одна Лейли могла его спасти.

Надежды нет, жесток его удел,
Через порог он перейти не смел.

Чуть тронет небо утренняя синь,
Босой он убегал в пески пустынь.

Лейли скрывают, видеть не велят,
Вдохнуть не дозволяют аромат.

И он к ее шатру тайком спешит,
Ночь оглашая пением касыд,

Чтоб замкнутую дверь облобызать
И до рассвета воротиться вспять.

Туда стремясь, как ветер буревой,
Путем обратным брел едва живой.

Туда летел, как будто стал крылат,
Обратно по колючкам шел назад.

Туда он несся, как поток весной,
Обратно полз скалистой крутизной.

Ступни изранив, страстью одержим,
Туда он мчался, словно конь под ним.

Как будто ветер знойный гнал туда,
Где прядала прозрачная вода.

Когда б не злая власть судьбы самой,
Вовек не возвратился бы домой!

Пути закрыты, двери на замке.
Разрушен мост и нет воды в реке.

Меджнун в ночи, от мук оцепенев,
Читал свои газели нараспев.

А утром вновь, исполнившись надежд,
С друзьями отправлялся в горный Неджд.

Был каждый друг, что шел за ним вослед,
Простоволос и в рубище одет.

«Кейс сумасшедший — общий приговор —
Безумец жалкий, племени позор!»

Родитель, слыша жалобы кругом.
Тревожился о сыне дорогом.

А тот, любовью властной одержим,
К увещеваньям близких был глухим.

Когда любовь затмит весь белый свет,
Бессильны уговоры и совет.

Истерзанный сыновнею бедой,
Отец от горя сделался седой.

Груз тяжких размышлений не избыть,
Не ведал он, как дальше поступить.

Друзей и домочадцев, удручен,
Расспрашивать о сыне начал он.

Отцу услышать было суждено
То, что известно родичам давно.

Он думать стал, как лучше поступить,
Чтоб розу клеветой не очернить.

Достойно увенчать союз сердец,
Жемчужиной украсить свой венец.

За счастье сына все он дать готов,
Не пожалев ни денег, ни даров;

Совет старейшин, выслушав его,
Благословенье дал на сватовство.

«Жемчужина, что ярче всех слывет,
Украсит по достоинству твой род».

И торопясь, чтоб время не тянуть,
Старейшины сбираться стали в путь.

При этом рассуждали здраво так:
«Безумного спасет счастливый брак!»

Когда отец решение узнал,
Он вытер слезы и душой воспрял.

В богатые одежды облачен,
Торжественный кортеж возглавил он.

Все родичи красавицы Лейли —
И стар, и млад встречать гостей пошли.

Как предписал обычай и закон,
Обряд гостеприимства соблюден.

Был в честь приезжих пир на славу дан —
Раскинут хлебосольный дастархан.

Когда приличья время истекло,
Гостей спросили: «Что вас привело?

Случилась радость или вдруг беда?
В любой нужде поможем мы всегда».

Звучали так ответные слова:
«Мы ищем с вами близкого родства.

У вас невеста, а у нас жених,
Благословит господь союз двоих.

Сын полюбил и сам в ответ любим.
Сердца влюбленных мы соединим.

Мой сын в песках от жажды изнемог,
А дочь твоя — живой воды исток.

Вода ключа, прозрачна и чиста,
Утешит душу, насладив уста.

Цель посещенья ясного ясней,
Я без смущенья говорю о ней

Ты знаешь сам, что род наш именит,
Старинные обычаи хранит.

Моя казна несметно велика,
И сила войск надежна и крепка.

Продай мне жемчуг дивной красоты,
И, поклянусь, не прогадаешь ты.

Знай, мне цена любая по плечу,
Запросишь много — вдвое заплачу.

Пришел купец достойный на базар,
Коль ты разумен — уступи товар!»

Отец невесты слушал и молчал,
Ответ его сурово прозвучал:

«Чтоб ни решил я, что бы ни изрек,
Все небосвод предвидел и предрек.

Ты понапрасну убеждал меня
Вступить в горнило, полное огня.

Я понял, ты не дружбою влеком,
А поступил со мною, как с врагом.

Пусть благороден ваш старинный род,
Но сын твой болен, слух о том идет.

А если он безумьем одержим,
Мы за него Лейли не отдадим.

Лечи его молитвой и постом,
Повремени пока со сватовством.

Не предлагай нам жемчуг свой больной,
Не затевай напрасный торг со мной.

С изъяном жемчуг темен, не блестит
И ожерелья он испортит вид.

Купив твой жемчуг, что скажу родне,
Арабы не простят проступок мне.

Забудь об этом, свадьбе не бывать,
И нам с тобою хватит толковать!»

Отказ услыша, каждый амирит
Почувствовал и боль, и жгучий стыд.

Обиженно, окольной стороной,
Вернулись амириты в край родной.

Как иностранцы, чья судьба горька,
Им не понять чужого языка.

Родные рады все на свете дать,
Чтоб ум больного просветлел опять.

Но те советы, что дала родня, —
Как хворост для палящего огня.

«У нас красавиц столько, — говорят, —
Невесты той прекрасней во сто крат.

Как жемчуг зубки, губы — как рубин,
Не устоит пред ними ни один.

В парчу одеты, схожие с весной,
Струятся кудри мускусной волной.

Красавиц восхитительных не счесть,
А ты решил чужую предпочесть?

Здесь нам найти невесту разреши —
Кумира, утешение души.

Ты с ней весь путь пройдешь рука в руке.
Пусть сахар растворится в молоке».

И поученья выслушав родни —
Укоры и попреки в них одни, —

Меджнун, свой ворот ухватив рукой,
Порвал одежду, мучимый тоской:

«Тому, чей разум погружен во тьму,
Кто мертвым стал, — одежда ни к чему!»