Анастасия Павлик - Зерно А

Он вышел из комнаты, и я осталась наедине с тремя абсолютно не симпатизирующими мне мужчинами, двое из которых, к тому же, уже поднимали на меня руку.

- Твой братец – говнюк, - ухмыльнулся Серый Гольф и похлопал меня по голове, будто послушную собаку.

- Скажи это ему в лицо, образина. – Я дернула головой, скидывала его руку. Лучше бы я этого не делала: перед глазами поплыло, а к горлу подкатила тошнота.

- Что? Как она меня назвала? – В голосе была замешательство, подогретое тупой злобой.

- Образина, - повторила я, борясь с дурнотой.

Боря Золотая Фикса опустился на корточки передо мной:

- Интересно, в вашей сраной семейке все такие языкатые?

- Я же говорю, спросите это у Влада, он вам все доходчиво разжует.

- Что такое образина? – не унимался Серый Гольф.

- Это такое благородное животное, - подал голос Костлявый, выуживая свой нос из книги. – Толя, девушка делает тебе комплимент.

Господи ты Боже мой, Толя! Как я сразу не догадалась?

- Сколько тебе лет?

- Иди и поцелуй себя в зад.

Боря Золотая Фикса под громкое ржание Толи схватил меня за нос.

- Сколько тебе лет, спрашиваю, - спокойно повторил он.

Мне показалось, что он вот-вот оторвет мне нос.

- Двадцать три, - прогнусавила я.

- Ха! Если бы не знал, дал бы шестнадцать. А это правда, что вы со своим сраным братцем – двойняшки?

- Да, правда. Отпусти, - попросила я, щурясь от боли.

- А волшебное слово? – Он сильнее сдавил мой нос.

Я вскрикнула.

- П-пожалуйста!

- Хорошая девочка.

Влетел Кудрявцев.

- Осталась самая малость, - он вихрем пронесся мимо меня и скрылся за моей спиной. Я боялась оборачиваться. – Этот будет в самый раз.

Троица вслед за ним скрылась из поля зрения, последовал глухой звук удара, шорох подошв и дыхания. Меня сгребли за майку и дернули вверх, потом – в сторону, как будто на конвейере. Кудрявцев указывал на коричневый гроб. Меня швырнули внутрь, на белый атлас обшивки.

- Помните, я просил вас дать мне гарантии относительно Влада и прекращения его сомнительной деятельности? – спросил Кудрявцев. – Так вот, теперь вы – моя гарантия, которую я собираюсь поместить в… своеобразную сберегательную ячейку. Надеюсь, вы не против?

- Что сказал Влад?

Губы Кудрявцева, однажды подправленные кислотой, перекосились:

- Ваш брат умолял, как дитя, чтобы мы вас не трогали. Он согласился выполнить все наши условия. Как дитя, - повторил он ликующе.

- Какие условия?

- А это – самая интересная часть. На самом деле, условие только одно, Рита: ваша жизнь в обмен на его. Трогательно, не правда ли? Впрочем, к тому времени, когда он заглянет к нам на огонек, вы уже будете очень далеко, вероятно, даже не в пределах этого мира. Не забывайте присылать открытки.

Меня прошиб холодный пот, в ушах застучала кровь.

- Вы только что подписали себе смертный приговор, - продавила я сквозь зубы.

Капелька пота скатилась с виска Кудрявцева, и он нетерпеливо смахнул ее. Каким бы крутым он не хотел казаться, а волнение, возможно, даже страх, ему было не скрыть.

- Вы тоже, Рита, вы тоже, - и он ухмыльнулся.

Эта его ухмылка еще долго преследовала меня.

23

Крышка гроба захлопнулась, щелкнули замки, и я оказалась в кромешной темноте, с застрявшим в горле криком, в мире из прохладного скользящего атласа. Я протянула руку, и ладонь уперлась в крышку. Меня куда-то несли, я чувствовала движение, слышала приглушенные голоса и шарканье ног, а потом – хруст снега. Этакий предновогодний веселый хруст. Я начала что есть мочи колотить о крышку и кричать. В конце концов, сорвав голос, часто и сипло дыша и потирая онемевшие ладони, я замолчала.

Не знаю, сколько прошло времени. Вначале меня куда-то погрузили; судя по всему, «альфа-ромео» сменило некое более крупное авто. Ну да, в легковушку не затолкаешь гроб. Рычание двигателя долго звучало на периферии моего сознания. Авто то разгонялось, то тормозило. Потом было резкое торможение и также внезапно все стихло. Я уперлась руками в стенки, когда мир подо мной покачнулся – гроб подняли и несли. Никогда бы не подумала, что у меня будет опыт в подобных делах.

Казалось, это продолжалось целую вечность. Неожиданно – быстротечное ощущение невесомости и сокрушительный толчок, такой, что я подскочила и впечаталась в крышку. Боль горячей лепешкой плюхнулась на лицо. На какую-то долю секунды я потеряла ориентацию, из-за неоновых геометрических узоров, складывающихся перед глазами, казалось, будто я таращусь в калейдоскоп.

Что-то зашелестело по крышке гроба.

Да, я знала, что происходит: меня закапывали.

Очень скоро все смолкло – ни звука, ни шороха. Ничего. Я слышала лишь свое учащенное дыхание и сердцебиение. Слезы и кровь высохли и стянули лицо. А еще знаете что? Я никогда не замечала за собой клаустрофобии. Поправка: до теперешнего момента.

Коленки стукнулись о крышку, я попыталась привстать, ударилась головой, застонала. Дрожащими руками я нащупала что-то в кармане. Зажигалка! Заскрипело колесико, и язычок синего пламени высунулся наружу, едва не коснувшись белой обивки – гроб был очень тесным. Держа зажигалку в правой руке, левую я приложила к крышке. Атлас был ледяным.

Меня похоронили живьем и, что-то подсказывало мне, отнюдь не на заднем дворике дома Александра Кудрявцева.

Действительно ли Влад согласился на этот страшный обмен? В желудке тоскливо засосало. О да, брат согласился, потому что под ударом была я. К тому же, зная его как облупленного, я глубоко сомневалась, что у него был запасной план: он сделает все, как велел ему Кудрявцев. Все, только бы я оказалась в безопасности. Да только, любимый мой Влад, не будет никакого обмена. Меня не собирались выкапывать, о чем мне ясно дал понять Кудрявцев.

Громко сглотнув, я убрала палец от раскалившегося колесика зажигалки и язычок пламени пропал. Я лежала в непроницаемой темноте.

- Спокойно, Палисси, спокойно, - пробормотала я, елозя ладонями по холодному атласу.

Сломав четыре ногтя, мне, наконец, удалось проковырять обивку. Я начала рвать ее прямо над собой и вскоре добралась до дерева. Впившись в дерево, я сломала еще три ногтя. По рукам потекло что-то теплое. Часто и хрипло дыша, я забарабанила по наверняка потерявшей изнутри товарный вид крышке: вначале руками, затем ногами. Тщетно. Я только разбила в крови кулаки и ушибла коленки.

Трясущимися руками я нашарила зажигалку. На снежно-белом атласе была кровь.

Надо мной было как минимум полтора метра снега и земли. И, как минимум, два сантиметра прочной древесины. Запечатана не хуже консервы.

Глотку покинул сиплый протяжный вопль, больше походивший на стон раненого животного. Никогда прежде я не слышала подобного, тем более, в собственном исполнении. Меня била крупная дрожь. Кого я обманываю? Мне ни за что не выбраться отсюда. Мой мир, сузившийся до размеров среднего гроба, был испачкан кровью. Я держала зажигалку перед собой, затем убрала в карман. Достала, чиркнула колесиком, убрала в карман. И так повторялось много раз. Помнится, я звала маму.