Никола Седнев - В окрестностях Милены

Джон снял шлем, прическа его заключалась в коротко выстриженных висках и затылке, но зато целой шапке волос сверху, кажется, сейчас это модно. А Милена между тем медленно боком передвигалась к нему. Перемялась-перетопталась с ноги на ногу, еще раз вроде невзначай переступила...

Что ж, этого следовало ожидать. Рано или поздно. Лучше рано.

— Давайте познакомимся, — сказал он.

— Вы нахально себя ведете, — отрезал я. — Мы разговариваем, а вы мешаете.

— Вы не хотите подать мне руки? — стал вопрошать Джон чуть не плача. Чувствовалось, что он то ли в драку сейчас полезет, то ли заревет, пуская сопли. Хотя не исключено, что и то, и другое одновременно. — Вы не хотите подать мне руки?..

Я с интересом изучал Милену. Роман закончился, осталась последняя страничка с описанием природы. Милена и была этой природой. Ландшафт Милены.

— Вы отец Милены? — он опустил наконец свою руку.

Вот так-то, мой юный заместитель, кто-то же должен был тебя научить, раз ты бедная сиротка, вырос без отца-матери с деревянными игрушками, что, хотя здороваться словесным образом младший должен первым, но руку протягивать — только вторым, ему положено ждать, пока это сделает старший. А если два человека разговаривают, а тебя в разговор не приглашают, нечего лезть, разве что крайняя срочность — пожар, например; но и тогда надо начинать с извинений за то, что перебил.

— А в чем собственно дело? — поинтересовался я.

— Я спрашиваю.

— Я понимаю, что вы спрашиваете. Я тоже спрашиваю — а в чем дело?

— Я просто спросил.

— А вы можете сложно спросить?

Тут над пустошью раздался искаженный мегафоном голос:

— Всем приготовиться к съемке! Актерам — на исходные позиции!

Подбежал ассистент по реквизиту и вручил Милене тонкую сигарету, щелкнул зажигалкой. А гримерша уже быстро прошлепывала лицо Милены губкой с тональным кремом — подправляла «общий тон».

— Приготовиться!.. Мотор!.. Камера!.. — неслось из «матюгальника». Между двумя автомашинами — фальшивым джипом и моей «Ладой» — на исходной позиции, готовая к следующему, надеюсь, последнему дублю, если у Паши и (или) Сережи руки опять не отсохнут, стояла шустрая, пропащая, милая Милена.

Я подумал — как это кинематографично: три молчаливых профиля — я в окне, за мной через другое открытое окошко моего автомобиля видно лицо Милены (правда, она в основном смотрит в землю), а дальше, в третьем окне, уже второй автомашины, — физиономия юноши в пробковом шлеме, колонизатор хренов.

— Начали! Пошли актеры!

Они вдвоем проследовали в кадр — героиня идет, а ухажер, что по роли, что по жизни, едет рядом; я же с другой стороны кинокамеры, за спинами работников съемочной группы, покатил по пыльной равнине восвояси, продолжая мысленный разговор с Миленой.

— Паша, Сережа, испортите дубль — кастрирую! — несся мне вслед изуродованный мегафоном голос Доры.

С грунтовой дороги-боковушки я влился в поток машин, струившихся по трассе в сторону города. Но очень скоро пришлось остановиться — дальше ехать было невозможно, пространство расфокусировалось. Я направил колеса к обочине, припарковался и минут десять ждал, пока мой внутренний оператор наведет резкость.

* * *

— Я вначале радовался, что появилась Милена — твое выздоровление пошло быстрее. Но сейчас я вижу... — Володя поиграл желваками и вдруг заговорил жестко, повелительно: — Из-за этой девки ты опять, как после гибели семьи, скатываешься в депрессию. Наша песня хороша, начинай сначала?! Тому все симптомы!.. С какого класса мы занимались вместе?

— С пятого...

— Склероз. С четвертого, — поправил он. — Я тебя знаю как облупленного.

— С четвертого, да, — эхом отозвался я.

— Тебе лучше забыть Милену, — неожиданно тихо и печально сказал он.

У входа в репетиционный зал — тот самый, со старосветскими колоннами-карапузами — толпились девушки.

— Ой, простите, а вы режиссер? — спохватилась одна из них, когда я пробирался ко входной двери.

— Временами, — уклончиво ответил я.

— А где здесь можно переодеться? — она показала, чуть приподняв, балетную пачку, которую держала за шлейки.

Услышав слово «режиссер», весь цветник принялся глазеть на меня.

— Зачем?

— Ну, у меня классика в репертуаре. В основном.

— Будете вы на конкурсе в пачке или в чем-то другом — все равно мы оценим ваш высокий профессионализм. Если он есть.

— Спасибо, — заискивающе улыбнулась она.

Сережки у нее поблескивали не только в ушах, но и в брови, носу, губе, на кончике языка. Как раз для балетной пачки и классики...

В зале сидело несколько членов моей съемочной группы, перед звукооператором Осиком на столе разлегся магнитофон.

— Извините, я немного опоздал, — сказал я и зачем-то посмотрел на балкон. Меня там не было. — Кто у нас первая? Представьтесь, пожалуйста.

— Меня зовут Наталья, мне двадцать один год. Я уже четыре года танцую в ночных клубах. И подтанцовка, и сольные номера.

— Мы сейчас включим фонограмму, — сказал я, касаясь клавиши магнитофона. — Попробуйте нам что-нибудь сплясать. Отрепетированное либо импровизацию, как хотите. Можете начинать не сразу, вслушайтесь, мы вас не торопим.

Пока она танцевала, я думал: а может, прав был человек с шейным платком, показавшийся мне смешным и жалким, когда рассказывал о своих ученицах? Не получилось ли, что он умнее меня?

Я заткнул рот музыке и сказал, подойдя к танцовщице:

— А что если попробовать изменить характер танца? — Я начал изображать что-то псевдохореографическое и тем самым увлек ее подальше от стола, к окну, где остановился так, чтобы быть спиной к «комиссии», и добавил, понизив голос: — А что вы делаете сегодня вечером?

— Что вы, я замужем... — тоже чуть слышно ответила блондинка Наталья. — Но на выходные муж уезжает на рыбалку...

— Давайте договоримся встретиться в воскресенье...

— В котором часу? — спросила брюнетка Марина.

— В шесть вечера.

— А когда я буду дома? — тоже шепотом осведомилась рыжая мулатка Анжела.

— Ну, в десять я отвезу вас домой.

— Если хотите, я могу остаться у вас на всю ночь, — прошептала шатенка Галя.

* * *

Шприц выплюнул вверх пробный фонтанчик.

— Вы еще хорошо отделались, — сказал врач в белом халате, — всего-навсего банальная гонорея. Могло быть и похуже...

И вонзил мне в ягодицу раскаленный добела шампур.

* * *

Я плескался и нырял, не заметив Милены, которая прокралась по песку и спряталась за пирсом.

Когда раздался призыв моего мобильного телефона, я направлялся к своим вещичкам, прыгая на одной ноге, чтобы вытряхнуть воду из уха.

— Приветик, — сказал в трубке голос Милены.

— Здравствуй. Ты где-то близко, я чувствую тебя.