Неизвестно - Шелест Да не судимы будете

25 февраля* После всех торжественных процедур и приемов вечером вся наша делегация вылетела на родину с тяжелым осадком. По договоренности с Брежневым я должен был лететь в Киев, собраться с мыслями и по приезде в Москву доложить все подробно о моих встречах, переговорах и впечатлениях.

Но Киев по погодным условиям наш самолет не принял, и я со всей делегацией полетел в Москву. Поздно, в тот же вечер, была встреча и беседа с Л. Брежневым, которого я по­дробно проинформировал о моих встречах, переговорах и моем личном впечатлении. Как я тогда заметил, все это произвело на Брежнева тяжелое, даже, можно сказать, шоковое впечатле­ние.

Март. Прин5ш Д. Павлычко, с ним был очень обстоятель­ный и серьезный разговор. Я ему откровенно сказал и даже пожурил за то, что он свой талант направляет и тратит далеко не по назначению и что он может пожалеть об этом, но, может быть, это будет поздно. Он со всеми моими доводами и выска­зываниями согласился. Из разговора с Д. Павлычко выясни­лось, что мне надо встретиться и провести серьезную беседу с Секретариатом Союза писателей Украины. Для этого важного дела обязательно выкрою из моего сжатого режима время.

Поступило заявление на И. С. Грушецкого, что его отец, оставаясь на оккупированной территории, сотрудничал с немца­ми. Он был старый — собирал продовольствие и теплые зимние вещи для немецкой армии. По этому заявлению я побеседовал с Грушецким, беседа была довольно приятной. Он дал письмен­ное объяснение, но сам толком ничего не мог объяснить, только утверждал, что отца немцы расстреляли. Сам Грушец- кий во время войны почти все время находился в Красной Армии. Но заявители утверждают, что отца Грушецкого рас­стреляли партизаны. Поручил органам разобраться с этим де­лом, но оно так и осталось «темным», как говорят, списано за давностью. Но Грушецкий после этого заявления поубавил свою прыть.

С 22 по 25 марта 1968 года в Дрездене проходило совещание по чехословацким событиям. В нем приняли участие от совет­ской стороны Л. Брежнев (глава делегации), Н. Подгорный, М. Суслов, Б. Пономарев, П. Шелест. Болгарская делегация во главе с Т. Живковым, венгерская делегация во главе с Я. Када­ром. Чехословацкую делегацию возглавлял А. Дубчек, по­льскую — В. Гомулка. Делегация ГДР была представлена во главе с В. Ульбрихтом. Н. Чаушеску (Румыния) не был при-глашен из-за опасения, что он мог внести резонанс в обсуждае­мый вопрос по Чехословакии. Накануне дрезденской встречи нам не были известны определенные мнения и соображения Гомулки, Ульбрихта, Кадара, Живкова по событиям в Чехосло­вакии. Но им все было известно, что в составе руководства КПЧ сколачивается довольно влиятельная группа, в нее входят Шик Смрковский, Кригель и другие, которые яростно ведут нападки на политику и экономику, проводимую КПЧ, порочат всю 20-летнюю деятельность КПЧ.

Чувствовалось, что формируется второй центр КПЧ. Нача­лись травля и гонения на преданные кадры. СняТ с работы министр обороны ЧССР — это прямой удар по Варшавскому Договору. Освобожден от работы министр иностранных дел ЧССР — это удар по внешнеполитическим и экономическим вопросам.

22 марта открылось совещание. Немецкими товарищами все хорошо было организовано: помещения для проведения совеща­ния, размещение делегаций и бытовые условия — как это уме­ют делать немцы.

По договоренности с главами делегаций Л. Брежнев сделал обзорную информацию о политической обстановке в Чехосло­вакии. Некоторые вопросы Брежневым были освещены очень тускло, невнятно и неубедительно, и это, безусловно, не могло не сказаться на всем ходе совещания. Попросили А. Дубчека выступить и осветить положение, происходящие события в пар­тии и стране и меры, принимаемые по урегулированию и наве­дению порядка в КПЧ и стране.

Как участник совещания тезисно, из дневниковых записей излагаю все выступления на Дрезденском совещании.

Выступление А. Дубчека было неорганизованным, несоб­ранным, довольно путаным и неубедительным. Во время его выступления Ленарт и Кольдер пытались внести какую-то яс­ность и коррективы, одновременно проявляя озабоченность и тревогу за состояние дел в КПЧ и стране. Но со стороны Дубчека последовал раздражительный и повелительный окрик, и оба они замолчали. Дубчек говорил: «Положение партии и ее руководящая роль за последнее время нарушены, и вина в этом руководства Новотного. У него было много субъективизма, что отрицательно сказалось на всей политической деятельности партии. Мы сейчас развернули дискуссию в партии, чтобы укрепить дисциплину и порядок. Надо добиться демократиза­ции, возрождения прогрессивных сил страны. У нас нет антаго­нистических классов — есть рабочие, крестьяне, интеллиген­ция — все они активно участвуют в формировании политики партии. Мы считаем, что новые условия в партии должны быть. А то, кто и что печатает — это не столь важно, такие явления не впервые в рабочем движении. Мы не скрываем, что в нашей работе есть, пояэляются крайности и действуют силы, нам противные. Кадровой политикой мы владеем». Затем последо­вала «клятва» Дубчека в верности внешней политике и решени­ям XIII съезда КПЧ.

Но факты говорили о другом. На кадры, стоящие на пра­вильных партийных позициях, идет гонение, их шельмуют, снимают с работы. Из 10 секретарей крайкомов партии уже заменили 8, часто партийные кадры выдвигаются без ЦК КПЧ на собраниях, митингах разных клубов и обществ. (Горько все это даже сейчас вспоминать, тем более что аналогичные явле­ния происходили в период перестройки у нас в партии. Куда мы идем и где остановимся?)

Выступление В. Гомулки было резким, правдивым, грамот­ным, аргументированным. Он сказал: «Нас тревожат состояние и обстановка в КПЧ и стране, и мы полностью согласны с анализом, изложенным в выступлении Брежнева, о состоянии дел в Чехословакии. Здесь налицо существует контрреволюци­онная опасность, и еще не поздно преградить ей путь, а это прежде всего зависит от чехословацких товарищей. Но у нас складывается впечатление, что Дубчек недооценивает всей складывающейся обстановки и надвигающейся большой опасно­сти. Мы не хотим вмешиваться во внутренние дела страны и партии, но в истории бывают такие крутые повороты, обстоя­тельства, которые требовательно ставят вопрос, что нам общи­ми силами надо преградить путь «ползучей контрреволюции». В свое время у нас в Польше, да и в Венгрии тоже начиналось так. Интеллектуалы требовали свободы, демократии, свободы печа1'и, защиты культуры — одним словом, выступали с митин­говой демагогией». Выступление В. Гомулки было сконцентри­рованным, с политическим анализом событий, его речь прозву­чала гораздо сильнее и решительнее, чем других выступающих, в том числе и Л. Брежнева. Гомулка по праву завладел инициа­тивой на Дрезденском совещании.