Неизвестно - Шелест Да не судимы будете

Пригласили меня в министерство для беседы на предмет назначения главным инженером завода «Серп и молот». Откро­венно говоря, в 29 лет страшновато было браться за такой огромный и сложный объсхм работы. Но приказом министра Лихачева А. И. от 5 апреля 1939 года я был утвержден в этой должности.

Как главному инженеру, мне приходилось заниматься не только техникой, производством, технологией, но и многими другими организационными и хозяйственными вопросами. Про­водилась большая реконструкция завода, строительство специ­альных цехов, монтаж полученного нового оборудования под производство спецпродукции. Производство сельхозмашин на­чало резко сокращаться, объем же спецпродукции возрастать. Мое общественное положение в Харькове как технического руководителя крупного производства возросло. Я избираюсь депутатом Харьковского горсовета. Председателем горсовета тогда был Селиванов, впоследствии министр коммунального хозяйства Украины. Меня все больше привлекают к обществен­ной работе, дают задания Сталинский райком партии и Харько­вский обком КП(б)У. Наконец я в центре города в заводском доме получил хорошую трехкомнатную благоустроенную квар­тиру. Сбылась моя долголетняя мечта — я с семьей имею свою квартиру.

Директора завода П. С. Стрелецкого перевели на другую работу, о чем многие жалели, в том числе и я — Стрелецкий был хорошим человеком, неплохим администратором и органи­затором. Директором был назначен Крутиков — грамотный инженер, хороший человек, но опыта заводской, администра­тивной работы никакого, и ему было трудно. Вскоре он вернул­ся в Москву, в научно-исследовательский институт. Я лично жалел об уходе с завода такого грамотного инженера.

Затем директором завода был назначен Полевский, доволь­но неприятный человек, с большим гонором, самомнением и заносчивостью. Производства и условий работы завода не знал, в техническом отношении был подготовлен слабо. К тому же морально неустойчивый человек. Не по-партийному и не по- государственному относился к кадрам. Часто давал неграмот­ные и неразумные указания через головы руководителей служб завода и начальников цехов. В результате этого у меня с Поле- вским складывались натянутые отношения на принципиальной основе. Работать стало тяжелее, к тому же неинтересно. Среди кадров пошел какой-то раздор и групповщина, до сих пор спаянный коллектив начал терять свой хребет и боеспособ­ность.

Завод до предела загружен производством спецпродукции — осваиваем выпуск минометов. Началась война с финнами, идет мобилизация солдат и офицеров. Несмотря на то, что я имел военную бронь, меня повесткой вызвали в горвоенкомат, дали сутки на сборы, на сборном пункте, я получил полностью обмундирование и предписание, в какую воинскую часть явить­ся для прохождения службы в качестве командира танковой роты. Я сообщил Жене Каплуну, что я призван в Красную Армию. Он обратился к директору завода, но Полевский не принял никаких мер. Тогда Женя Каплун, начальник производ­ства завода, самостоятельно через Харьковский военный округ, мотивируя моей броней, добился того, чтобы меня как главного инженера завода, который работает на оборону, освободили от армии. И я возвратился на завод к исполнению своих обязанно­стей. Год был очень тяжелый и напряженный. На заводе нахо­дились сутками. Работали, не считаясь со временем.

В начале 1940 года меня вызвали в министерство и предло­жили должность директора завода сельскохозяйственного ма­шиностроения в Ташкенте. Я понял,' что тут действует рука Полевского, и от предложения отказался. Написал письмо И. В. Сталину, в котором изложил «мотивы и поводы моего перемещения». Снова меня вызвали в министерство, и в отделе кадров откровенно сказали, что моего перемещения усиленно добивается Полевский и что при сложившихся обстоятельствах мле лучше уйти с завода. Снова мне предложили должность директора или главного инженера с выездом из Харькова. Имея поддержку местных партийных органов, я наотрез отказался выезжать из Харькова. Тогда мне предложили должность глав­ного технолога харьковского завода №75, и я дал согласие. Настроение у меня было ужасное. Я видел всю несправедли­вость и беспринципность решения моего вопроса в угоду самоду­ру и недалекому человеку Полевскому. Впоследствии тот попал под суд, был заключен в тюрьму, и мне пришлось помогать ему в досрочном освобождении.

В августе 1940 года у нас родился второй сьш. Нарекли его

Виталием. Все вроде бы шло хорошо, но вот после родов Люба сильно заболела: не могла кормить ребенка, и маленькую крошку пришлось отправить в Днепродзержинск к родным Любы. Молодая женщина, мать двоих малолетних детей, перио­дически находится в больнице. Ей становится все хуже и хуже. Она теряла силы с каждым днем, похудела, ослабла. Все это меця огорчало. Было обидно до слез, что Люба, когда-то жизнерадостна, энергичная, сейчас, по существу, стала беспо­мощной, не может даже заниматься маленькими своими детка­ми. Но мы оба были оптимистами, не теряли веры и надежды на то, что все пройдет, станет на свои места, все будет хорошо. Ведь и семья у нас складывалась хорошая.

Парторг ЦК ВКП(б) на заводе Савельев передал мне, что меня срочно вызывают ё горком партии. Меня принял первый секретарь горкома Восков. Речь шла о том, что меня хотят забрать на работу на должность секретаря Харьковского горко­ма партии по оборонной промышленности. По решению ЦК ВКП(б) учреждался такой институт работников. Сразу я не дал согласия и попросил у Воскова двое суток на «размышление», но на второй день заболел и не смог дать ответа. На пятый день на квартиру ко мне приехал заведующий отделом кадров горко­ма партии Иванов и просил меня дать окончательное согласие, так как все документы на меня заготовлены, и я должен срочно выехать в Киев в ЦК КП(б)У для беседы. Прежде чем дать согласие, я посоветовался с парторгом ЦК ВКП(б) нашего завода Савельевым, последний дал свое «добро». Вскоре я вые­хал в Киев в ЦК КП(б)У, имел беседу со Спиваком, секретарем ЦК по кадрам, был на беседе у второго секретаря ЦК Бурми- стренко, беседовал со мной и Н. С. Хрущев 22. Беседа носила характер, располагающий к откровенному разговору и уточне­нию некоторых вопросов по моей предстоящей работе.

В августе я приступил к работе в горкоме партии, хотя откровенно говоря, мне жалко было расставаться с прекрасным коллективом завода № 75.

. Объем новой работы был большой. Надо было курировать всю оборонную промышленность города, специальные кон­структорские бюро, проектные организации, научно-исследова­тельские институты, лаборатории, работающие на оборону. Основу оборонных предцриятий составляли тогда следующие заводы: № 176 — производство танков, самоходных орудий и тя­гачей, № 75 — производство дизелей для танков и самолетов и другой военной продукции, № 121 — производство самолетов, № 308 — выпуск боеприпасов, №7 — тацкоремонтный з^эод, завод «Серп и молот» — производство минометов, снарядов, изделий для самолетов, санитарные машины и к ним снаряже­ние. Завод «Поршень» — запасные части к моторам военной техники. Кроме этого, на десятках заводов Харькова производи­лась оборонная продукция разного рода и назначения. За всем производством надо было следить, контролировать сроки ис­полнения и качество продукции, держать связь с руководителя­ми предприятий, парторгами ЦК ВКП(б) и секретарями партко­мов заводов, представителями военпредств. Требовалось регу­лярно готовить информации для ЦК КП(б)У и ЦК ВКП(б) о ходе выполнения планов и установленных сроков изготовле­ния оборонной продукции. Работа была интересная. Она давала большой организаторский опыт и расширяла технический кру­гозор. Приходилось сталкиваться с большим кругом новых людей, крупных хозяйственников, инженеров и известных кон­структоров оборонной техники. Правда, попадались и не очень интересные, ограниченные, подчас даже тупые руководители, но их, к счастью, было очень мало.