Неизвестно - Яковлев А. Сумерки

Я уже упоминал, что Крючков, еще работая в разведке, несколько раз буквально умолял меня познакомить его с Ва­лерием Болдиным, заведующим общим отделом ЦК. Он объ­яснял свою просьбу тем, что иногда появляются документы, которые можно показать только Горбачеву, в обход предсе­дателя КГБ Чебрикова. К назойливой просьбе Крючкова я отнесся с настороженностью. Понимал, что этот проныра ис­кал политические щели, чтобы проникнуть наверх — к пер­вому лицу. К сожалению, я не устоял и переговорил с Вале­рием. Он отнесся к этой просьбе еще подозрительнее, чем я, длительное время уклонялся от неофициальных встреч. Но под натиском «улыбок вечной преданности», с которыми Крючков смотрел на Болдина на официальных совещаниях, тоже сдался. С этого момента Крючков ко мне интерес поте­рял, переключился на Болдина. Более того, начал за мной на­стоящую охоту, особенно после того, как я внес предложе­ние о разделении КГБ на контрразведку, внешнюю разведку, президентскую охрану, службу связи и пограничную служ­бу. Позднее это предложение было реализовано.

Конечно же, поддерживая выдвижение Крючкова на пост председателя КГБ, я не ждал от него благодарности, но все же... Особое омерзение вызывает то, что буквально через две-три недели после своего назначения Крючков показал свое подлинное лицо, открыто став в ряды противников Пе­рестройки, заговорив снова о «врагах», «агентах влияния». Иными словами, активно начал подготовку государственного переворота, компрометируя одних, шантажируя других, вер­буя третьих. Должен с горечью признаться, что я попался на удочку холуйских заискиваний и кошачьих повадок. Это бы­ла непростительная кадровая ошибка периода Перестройки, за которую я несу свою часть ответственности. Первый сиг­нал об этой грубой ошибке прозвучал на том пленуме ЦК, который избирал Крючкова в Политбюро. Когда Горбачев назвал его фамилию, раздались дружные аплодисменты. Би­ли в ладоши выдвиженцы КГБ — секретари партийных ко­митетов разных уровней и рядовые члены ЦК.

Перед своим уходом на пенсию Виктор Чебриков сказал мне, как всегда, в очень спокойном тоне:

— Я знаю, что ты поддержал Крючкова, но запомни — это плохой человек, ты увидишь это. — Затем добавил слово из разряда характеризующих, что-то близкое к негодяю. Уже после путча на выходе из Кремлевского дворца съездов Чеб­риков догнал меня, тронул за плечо и сказал:

— Ты помнишь, что я тебе говорил о Крючкове?

— Помню, Виктор Михайлович. Помню...

Мне было горько.

Кажется, я уже писал о дезинформации, которую Крюч­ков в изобилии поставлял Горбачеву. На ее основе была про­ведена операция по удалению меня из горбачевского окру­жения. Затем начались многоходовые махинации, нацелен­ные на то, чтобы столкнуть президента с демократической общественностью и прогрессивными журналистами. В со­знание президента упорно заталкивалась мысль о том, что именно в демократической среде создаются штабы по от­решению его от власти. Вкрадчивому подхалиму удалось обмануть Горбачева. Впрочем, как и меня. Для давления на президента была активно использована агентура КГБ в писа­тельской среде, особенно в ее национал-патриотическом крыле. Да и вся эта кампания по сплочению особых патри­отических сил профессионального характера была частью работы КГБ, направленной на то, чтобы демагогически отде­лить патриотизм от демократии, разделить общество на пат­риотов и непатриотов, добиться нового раскола, чтобы облег­чить «охоту на ведьм».

Методы Крючкова были предельно примитивными, взя­тыми из старого сундука КГБ времен 1937—1938 годов. Од­нажды в воскресенье я вместе с детьми и внуками поехал за грибами в заповедник «Барсуки», что в Калужской области. Вдруг звонок в машину. Горбачев раздраженно спрашивает:

— Вы что там делаете?

— Грибы собираем.

— А что делают там вместе с тобой Бакатин (министр внутренних дел) и Моисеев (начальник Генштаба) ?

— Я их вообще не видел.

— Не хитри! Мне доложили, что они с тобой. Что там происходит?

Тут наступила моя очередь рассердиться.

— Михаил Сергеевич, я не понимаю разговора. Вам очень легко проверить, кто и где находится. А вашему информато­ру надо, вероятно, одно место надрать, а вам подумать, поче­му он провоцирует вас.

Я тут же позвонил Бакатину. Вадим Викторович оказался дома. Рассказал ему о разговоре с Горбачевым. «Ай-ай-ай», — прокомментировал Вадим, что вмещало в себя и удивление, и раздражение. Поражал сам факт. Подозрительность, кото­рую намеренно внедрял Крючков, коршуном вцепилась в Михаила Сергеевича. Все мы знаем, к чему приводит эта дья­вольская игра на уровне высшего руководства.

Через некоторое время мне перезвонил Бакатин и сказал, что он связался по телефону с Горбачевым.

— Вы меня разыскивали? — спросил Бакатин.

— Ладно, завтра поговорим, — ответил Михаил Серге­евич.

Мы с Бакатиным начали рассуждать о том, почему так по­вел себя Горбачев. Мои добрые отношения с Бакатиным не были для него секретом. Если бы даже мы вместе собирали грибы, то, естественно, данный факт означал бы только со­бирание грибов. Что касается генерала Моисеева, то с ним никаких личных контактов вообще не было, кроме как на за­седаниях комиссии Политбюро по разоружению. Более того, наши взгляды были полярно противоположными, особенно когда речь заходила о гонке вооружений.

Как я себе представляю, уже в это время Крючков начал плести интриги, дабы создать впечатление, что в ближайшем окружении президента возможен некий сговор. Цель оче­видна: замаскировать формирование своей преступной груп­пы, замышлявшей государственный переворот. Как только Горбачев ослабил меня политически, Крючков сочинил до­нос Горбачеву о моих «подозрительных» и «несанкциониро­ванных» встречах с иностранцами, попросив санкции на «оперативную разработку». По словам Михаила Сергеевича, он не дал на это согласие. Тем не менее такая разработка на­чалась, поскольку Крючков уже начал подготовку к захвату власти.

В своих мемуарах Болдин пишет, что Горбачев якобы по­рекомендовал Крючкову переговорить со мной на эту тему, что последний якобы и выполнил. Я просто поражаюсь неле­пости этой выдумки. Во-первых, хоть убей, но не поверю, что Горбачев дал такое поручение. А во-вторых, не могу предста­вить даже в дурном сне, чтобы Крючков пришел ко мне с по­добным разговором. Трусоват он, чтобы пойти на это. Он-то знал, что лжет.

Я сразу же почувствовал слежку и подслушивание. Од­нажды моя жена, Нина, с большим волнением сообщила мне, что она, закончив телефонный разговор с невесткой, стала, не положив трубку, расправлять шнур и вдруг голос в труб­ке. К своему ужасу, она услышала часть своего разговора. Я проинформировал об этом Михаила Сергеевича. Он посо­ветовал переговорить с Крючковым, что я и сделал. Крючков напрягся, засуетился физиономией, но быстро взял себя в руки и сказал: