Неизвестно - Яковлев А. Сумерки

Потом судьба повернула меня на другую дорогу. На бюро обкома готовился отчет некоторых секретарей райкомов об организации соревнования. Дело тухлое. Меня послали в Гаврилов-Ямский район. Там я нашел немало бумажных со­глашений о соревновании, но ни одного соревнующегося. Когда стал проверять, то оказалось, что и соглашения подпи­саны по телефону, никто ни с кем и не собирался соревно­ваться.

Состоялось бюро обкома, где я тоже выступил. Сказал, что в жизни никакого соревнования нет. Меня стали упре­кать за то, что по молодости я не все увидел, надо было по­глубже заглянуть в политическую суть вопроса. А вот редак­тору областной газеты «Северный рабочий» Ивану Лопатину мое выступление понравилось, он попросил написать статью в газету. Написал. Назвал ее «Соревнование по телефону». Напечатали. Больше того, главный редактор обратился в об­ком партии с просьбой назначить меня членом редколлегии областной газеты. Работал там более трех лет.

Я многому научился в газете. Об этом можно рассказы­вать без конца. Писал очерки, рецензии на кинофильмы, пе­редовицы. Конечно, частенько выпивали. То зарплата, то го­норар. Вообще говоря, работа в газете — трудное дело, осо­бенно с нравственной точки зрения. Но что тут поделаешь? Одним из шуточных принципов, которыми мы руководство­вались, была песенка, сочиненная замечательным поэтом Юрием Ефремовым, работавшим в нашей газете. Вот она: «Мы решили: Бросим пить! Значит, так тому и быть! День не пьем! И два не пьем. А сойдемся — запоем: «Мы решили бросить пить. Значит, так тому и быть!» Третий день уже не пьем, третий день еще поем: «Мы решили бросить пить. Значит, так тому и быть!» На четвертый песню — к чер­ту! Надоело нам не пить. Значит, так тому и быть!»

Недавно просматривал свои старые статьи. Статьи своего времени, ничего не скажешь. Серые, как солдатское сукно, они не выходили за рамки официалыцины, были просто «правильными», а часто — халтурными. И тем не менее именно в газете я научился сооружать из слов фразы, освоил какую-то логику письма. Каждодневный труд и обязанность сдавать определенное количество строк или, скажем, подго­товка редакционных статей, на которые редактор давал не более двух-трех часов, приучали, во-первых, к ответствен­ности и быстроте соображения, а во-вторых, к цинизму. И вот этот веселый и здоровый цинизм как бы витал в редак­ционной семье. Все это чувствовали, но никто не знал, как может быть по-другому. Да и не думали об этом.

Писали иногда статьи, совершенно не представляя воз­можные последствия, даже не думая о личной ответствен­ности. Совесть очищали ссылками на заказы начальства. Ни­куда, мол, не денешься. И халтура частенько посещала газет­ные страницы...

Скажем, вызывает меня однажды главный редактор и го­ворит: «Срочно нужна рецензия на фильм «Сталинградская битва». Говорю ему, что фильма не видел.

— А его еще и нет в области. Но в кинопрокат пришли рекламные буклеты. Тебе их скоро принесут. Нельзя опазды­вать с рецензией.

Пошел писать. Получилось два подвала. Напечатали. По­хвалили. Премировали. Не меня, конечно, а «Сталинград­скую битву».

В коллективе была очень доверительная обстановка. Я с душевной теплотой вспоминаю Валю Елисееву, Аню Черток, Осю Берлина, Женю Соколову, Колю Гендлина, Колю Соко­лова, Сеню Подлипского, Колю Грибкова. Они терпеливо учили меня газетному делу. Мы разговаривали обо всем, не особенно сдерживая себя в оценках. И как-то проносило. То ли редакционный стукач был ленив, то ли его вовсе не было, не знаю.

А в обкоме партии тем временем шла очередная реорга­низация. Я был приглашен туда заместителем заведующего отделом пропаганды и агитации, а вскоре новый первый секретарь обкома Георгий Ситников внес предложение в ЦК об утверждении меня заведующим отделом школ и выс­ших учебных заведений обкома КПСС. Этот уровень был уже номенклатурным. Обнажились новые для меня детали жизни. Например, начальник соответствующего отдела из КГБ (я, право, не знаю, как он точно назывался) должен был время от времени приходить ко мне и рассказывать об об­щей обстановке в институтах, об антисоветских разговорах, о тех, кто слушает «Голос Америки», сообщать результаты перлюстрации писем и прочее в том же духе.

Говорят, что опыт — это ум дураков. Не совсем так. И не всегда так.

Работа в новом качестве резко улучшила мое материаль­ное положение. К 1500 рублям официальной зарплаты доба­вился пакет с 3000 рублей, с которых не надо было платить ни налоги, ни партийные взносы. Ну как тут не благодарить государевы блага? Теперь меня уже допускали на закрытые заседания бюро обкома, где заслушивались разные доклады, в том числе руководителей КГБ и УВД об общей обстановке в области. Постепенно начинаешь привыкать и к личной осо- бости. Селекционная машина работала исправнейшим обра­зом.

Доклады на бюро обкома оставляли у меня какое-то смут­ное впечатление. Что было в них правдой, а что — нет, опре­делить невозможно. Получалось, что в области распростра­нены антисоветские настроения и антипартийные разгово­ры, обнаруживались какие-то молодежные организации и группы, на сборах которых поют блатные песни и читают сомнительные стихи. В то же время говорили о неслыханном единстве народа, его поддержке политики партии, и только отдельные отщепенцы и клеветники, а их единицы, мешают народу жить хорошо и спокойно.

КГБ боялись все. От этой организации зависела судьба любого начальника. Но случались и разборки. Однажды на закрытом заседании бюро обкома Ситников зачитал письмо одной женщины, в котором она писала, что ее брат, капитан КГБ, сидит в тюрьме за то, что в закусочной на дороге из Ярославля в Москву якобы ранил одного человека выстрелом из пистолета, а другого ударил пивной кружкой. Сестра пи­сала, что один из «пострадавших» уже арестован за убийство председателя колхоза. Именно это и привлекло внимание. Создали комиссию.

Через два-три месяца снова заседание бюро. Длилось весь день. Оказалось, что этот капитан выступил на партийном собрании в своей организации и рассказал о фальсификации некоторых политических дел. В ответ провокация — драка в пивной, организованная сослуживцами из КГБ. Один из «по­сетителей» закусочной учинил скандал и стал отнимать пис­толет у капитана. Капитан дважды выстрелил вверх, его уда­рили по руке, и третья пуля попала в кончик пальца одного колхозника. Капитана избили в закусочной, избили в мили­ции, а затем осудили на восемь лет тюрьмы.

Когда ситуация стала проясняться, бюро приняло реше­ние доставить на заседание пострадавшего. От капитана дол­го не могли добиться ни одного слова — он плакал. Пригла­сили врачей, они как-то успокоили его. Придя в себя, он рас­сказал жуткую историю о своих мытарствах, о порядках в КГБ, о беззакониях и фальшивых делах. Тогда этот эпизод я воспринял как торжество справедливости. Но не прошло и года, как сняли первого секретаря обкома КПСС Ситникова. Позже выяснилось, что вся эта история — финал длительной подковерной борьбы внутри областной элиты, и не только областной, но и в Москве.