Неизвестно - Черняев 1985

Яковлеву поручено возглавить рабочую группу при Горбачеве по подготовке проекта доклада у ХХУП съезду КПСС. Он имеет на руках наш октябрьский вариант и просит от Отдела дать в группу одного консультанта. Ан, нет. Б.Н. и здесь засуетился. Подозвал меня и сказал, что он говорил с Яковлевым, что готов выделить ему Ермонского, это, мол, само собой, но и обещал ему сделать еще один, обновленный наш вариант. И тут же поручил мне за три дня его подготовить.

Приходил Арбатов. Он был в Женеве в качестве эксперта. Дал там 37 интервью, говорит, что сошлись две команды там - стенка на стенку: «голуби» (Арбатов, Велихов, Сагдеев) и «ястребы» (Замятин, Корниенко, генерал Червов). Яковлев в роли балансира.

От генерала Кобыша, который тоже там был, стало известно, что Горбачев дал наганяй Корниенко и Червову за то, что они ковырялись в тексте Совместного заявления, скандалили с американцами по каждому пункту, навязывали им всякие наши формулировочки и чуть было не сорвали все дело - принятие Заявления (кстати, наша инициатива). Что это так, подтверждается репликой Яковлева, который по телефону мне сказал: «Ну, и мудак, этот Корниенко, ну и дубина! Я не знал его таким, думал иначе. А теперь боюсь, как бы МИД не завалили нам весь позитив Женевы».

Я заверил Яковлева, что Корниенко такой и есть и всегда таким был и, что мне не раз пришлось на этой почве с ним сталкиваться на «теоретических» дачах. Но он всегда брал верх, так как действовал под крышей Громыко, при полной монополии МИДа над всей нашей внешней политикой.

Горбачев в Праге информировал лидеров Варшавского договора по итогам Женевы. Он сам, а также Гусак и Ярузельский высказались в пользу изменения стиля самих таких встреч, считая , что нужно покончить с положением, когда происходит обмен монологами и когда продолжают убеждать друг друга в том, в чем все давно убеждены.

Ездили вчера с Б.Н. и Рыкиным (зав. германским сектором) по скульптурным мастерским Москвы. Смотрели варианты памятника Тельману. Один

- братьев Артамоновых (это молдавская мафия во главе с Лучинским), другой - Крымова, за который выступает Рыкин и Герберт Мисс. Я тоже аккуратно давил на

Б.Н. в пользу Крымова. Тельман у него в юнгштурмовке. Он, по-моему, хорош, но рассчитан на интеллигентское восприятие и порядочную осведомленность о биографии Тельмана. Массовый прохожий не обязан ее знать. Ему скорее понятен «образ вождя». Это и усек Пономарев. Но Крымову придется дорабатывать, у него Тельман - юноша, тогда, как «фюрером» он стал уже в 40 лет, а посадили его в 48.

8 декабря 85 г.

Б.Н. собрал нас перед отправкой на дачу Горького, чтобы мы за три дня выдали новый вариант к ХХУП съезду. Ребята говорили какие-то умные вещи. Пономарев обычные свои банальности, очень далекие от «духа Горбачева». Я заводиться не стал. Бесполезно, думаю: сделаем, как умеем в максимально горбачевском стиле, а он потом пусть уродует как хочет.

Так и поступили. Работали с увлечением. Представил я ему текст в среду вечером, а в четверг он меня вызвал в Москву и показал, как он поправил. Внимательно посмотрел его правку, я пришел к нему и нахально сказал: «Борис Николаевич, бросается в глаза, что вы прицельно на 95 % выбили все те места, которые прямо заимствованы у Горбачева, причем не только мысли, но и раскавыченные фразы, термины, понятия, даже отдельные слова, которые он любит употреблять.

- Но я же не специально!

- Конечно, - успокоил я его.

Пошел к себе и про себя подумал: в этом-то и штука, что не специально. Ты, разумеется, Горбачева внимательно не читаешь и не помнишь ни его слов, ни оборотов речи, но на дух не принимаешь его новаторство, его действительно принципиально новой политики, которая одна только может спасти от войны. Ты не веришь, что у него что-то получится ни во вне, ни внутри. Поэтому ты так безошибочно и вышибаешь все горбачевское из нашего текста. Ты всю жизнь приспосабливался, поэтому и выживал при всех режимах, но на этот раз у тебя не хватает серого вещества, чтобы понять, что происходит, и реалистически оценить, как на тебя смотрят твои коллеги, сам Горбачев, от которых зависит, будешь ли ты впредь на этом месте. Тебя не учит даже опыт Громыко, которого вежливо и почетно выперли из реальной политики - не только потому, что он стар, а потому, что обанкротилась его политика, где он в течение 10 лет почти безраздельно хозяйничал.

Вместо того, чтобы перед съездом заняться, наконец, своим делом - МКД, ты лезешь не в свое дело и вызываешь только раздражение, которое переходит в презрение. Ты даже не постеснялся навязывать себя самого Яковлеву в рабочую группу в Волынское.

Вернувшись к Горбачеву, я довольно нагло пытался восстановить в тексте максимум горбачевского. Добился немногого.

. Один из эпизодов спора - насчет «нового мышления».

- Какое мышление, - воскликнул Б.Н. - У нас правильное мышление. Пусть американцы меняют мышление.

Я показываю текст Горбачева, где черным по белому, что он имеет в виду, говоря о нашемновом мышлении.

- Не знаю, не знаю. Это он говорил в Париже, в Женеве - для тех, для Запада!

- Значит, вы считаете это просто демагогия?

- Надо уметь вести борьбу...(??)

Или - о том, что только совершенствованием и изменением своего собственного общества мы можем выиграть в соревновании с империализмом.

Б.Н.: «Это вы, о мирном сосуществовании что ли? Я об этом писал еще в материалах XIX партсъезда. Что тут нового?»

Я: «Новое то, что это понятие звучит теперь по-новому. Сталин тоже говорил, что он за мир и против войны. Ему никто не поверил, а Хрущеву готовы были поверить. Брежнев почти 20 лет разглагольствовал о мирном сосуществовании. Выступал на Конгрессе мира, отвечал на призывы всяких миролюбивых сил, принимал множество миролюбивых делегаций и клялся в своих мирных намерениях. Но ему никто не поверил. А вот Горбачеву сразу поверили. Потому, что сблизил слово и дело».

Б.Н.: «А какие у вас претензии к нашей политике? Что мы космос освоили? Или что ракеты создали межконтинентальные? Вы что - против силы, с которой империализм только и считается?»

В итоге текст был отправлен в пономаревской интерпретации. Я позвонил Ермонскому в Волынское и рассказал ему об этих дискуссиях.

А переживания мои по этому поводу такие: дело не в тексте, в конце концов, и без нас напишут, и напишут не хуже. Дело в том, что стыдно и обидно выглядеть идиотом, как раз тогда, когда началось нечто настоящее. Сколько лет, при Брежневе, мы, международники, ходили в либералах и даже в ревизионистах. Настаивали на свободе и неординарности мысли, а то и действий (в отношении братских партий, социал-демократического и других движений, вообще Запада). То есть мы хотели, ждали, стремились приблизить то, что началось при Горбачеве. И именно теперь мы оказываемся консерваторами и долбоебами. благодаря Пономареву.