Киммел Майкл - Гендерное общество

работает над проблемой своей идентичности в переходный период из домашнего состояния во

взрослое»9. Оказывается, главной переменной здесь является «юность»? Проблема возраста и

ген-дера оказалась скрытой за исключительно возрастной переменной. Тендер исчез. Так

звучит молчание. И именно так выглядит невидимость.

Представьте теперь, что все это женщина — этнические националистки, или участницы

военизированных формирований, или преследовательницы геев. Вот это был бы сюжет!

Неповторимый сюжет! Тогда бы тендерный анализ сочился из каждого сюжета на эту тему!

Мы бы услышали столько экспертов по вопросам женской социализации, фрустрации, гнева,

предменструального синдрома (ПМС) и всего прочего. Но тот факт, что все это — не

женщины, а мужчины, не заслуживает ни слова.

Мой последний пример. Уже около года американская нация вздрагивает при виде

фотографий Эрика Хэрриса и Дила-на Клеболда. Нация пытается осознать, каким образом эти

двое юношей сумели вооружиться до зубов и открыть огонь по своим одноклассникам и

учителям в школе Колумбайн вЛиттлтоне,

23

штат Колорадо. Последовало огромное количество объяснений со стороны ученых мужей и

популярных психологов. Психологи нам рассказали все детали поведения одиночек и

отстраненных подростков, подростковой депрессии и самоутверждающего поведения. Правые

критики культуры обвиняли музыку готов, Мэрилин Мэнсон, жестокие видеоигры, Интернет.

Более либеральные критики нашли причину в оружии. Президент Клинтон обвинил средства

массовой информации в насаждении насилия, и уж совсем удивительно нелогично Ньют

Гингрич обвинил не знающую запретов культуру шестидесятых. Правление школы в Денвере

запретило ношение черных шинелей. При всем том пропустили вот что — хотя это было на

поверхности с самого начала — убийцами стали белые мальчики из семей среднего класса,

которые живут в штатах с либеральной политикой в вопросе об огнестрельном оружии.

Теперь представьте себе, что убийцы вЛиттлтоне, а также в Перле (Миссисипи), Падуке

(Кентукки), Спрингфилде (Орегон) иДжунсборо (Арканзас) — все являются чернокожими

девушками из бедных семей, проживающих в Нью-Хейвене (Коннектикут), Ньюарке (Нью-

Джерси) или Провиденсе (Род-Айленд). Тогда бы все бросились обсуждать проблемы

чернокожих девочек из бедных семей, из обедневших городских центров. Тогда бы центром

внимания стали раса, класс и тендер. Средства массовой информации изобрели бы новый

термин для их поведения, как это произошло с нововведением «одичание» лет десять тому

назад, после нападения на джоггера в Центральном парке Нью-Йорка. Мы бы услышали о

культуре бедности, о том. как жизнь в городе рождает преступление и насилие. Мы бы

услышали о некой естественной склонности чернокожих к насилию. Попало бы от некоторых

и феминизму за то, что девочки теперь также проявляют насилие, тщетно имитируя поведение

мальчиков. Однако тот очевидный факт, что школьники-убийцы были мальчиками из семей

среднего класса, оказался совершенно никем не замеченным.

В упомянутых выше случаях на самом деле осталось неясным, сыграли ли какую-то роль

класс и тендер убийц, хотя преступники из Колорадо и целились в некоторых чернокожих

студентов. Но именно в этом и дело. Вообразите национальную реакцию, если бы во время

бойни чернокожие мальчишки целились в белых. Вот тогда мы нашли бы причину трагедии в

их расовой принадлежности (некоторые упомянули бы пагубность рэпа и фильмов с

насилием). Или, если бы мальчишки из бедных семей стреляли в тех, у кого есть модные

машины,

24

сразу стало бы ясно, что их ненависть имеет классовую природу. (Дилан Клеболд, кстати,

водил «БМВ», но это не подвигло правление школы в Денвере подумать о запрете на

вождение мальчишками машин этой марки» верно?)

С раннего возраста мальчиков учат, что насилие не просто приемлемо в качестве формы

разрешения конфликта, но и вызывает восхищение. Среди мальчишек подросткового возраста

в четыре раза больше, чем среди девочек, тех, кто считает драку приемлемой, если кто-то

ведет себя вызывающе. Половина из этих мальчишек принимали участие в драках ежегодно.

В каком-то смысле и Хэррис, и Клеболд не являлись отклонением от нормы. Наоборот, они

были супер-конформистами по отношению к нормам мужественности, предписывающим

насилие в качестве решения проблемы. Подобно настоящим мужчинам, они не просто сошли

сума. Нет. Они расквитались. (Подробнее о проблеме тендера и насилия я пищу в главе 10.)

До тех пор, пока тендер не станет видимым как для мужчин, так и для женщин, мы как

культура не сможем понять, как справляться с такими проблемами. Я не хочу сказать, что

теперь мы должны думать только о мужественности. Все эти вопросы сложны и требуют

анализа политической экономии в ситуации глобальной экономической интеграции, в

процессе трансформации социальных классов, в условиях городской бедности, безнадежности

и расизма. Но, игнорируя мужественность, позволяя ей оставаться невидимой, мы никогда

полностью не поймем эти проблемы. Не говоря уж об их решении.

Разнообразие и власть

Используя термин «тендер», я определенно намереваюсь обсуждать и мужественность, и

женственность. Но даже эти термины неточны, так как они предполагают, что существует

одно простое определение мужественности и одно простое определение женственности. Если

нашим намерением является декон-струирование идеи о том, что только тендерные различия

имеют решающее значение, тогда социально-конструкционистский анализ должен быть

направлен на исследование различий среди мужчин как группы и среди женщин. Нередко

получается, что именно эти различия оказываются более решающими, чем гендерные.

В любом обществе одновременно сосуществуют несколько значений мужественности и

женственности. Проще говоря,

25

американские мужчины и женщины далеко не одинаковы. Наши опыты структурированы

классом, этничностью, возрастом, сексуальностью, региональной принадлежностью. Каждая

из этих «осей» модифицирует все другие. Видимость тендера не означает, что мы превращаем

все другие организующие принципы социальной жизни в невидимые. Например, представьте

пожилого чернокожего гея, живущего в Чикаго, и молодого гетеросексуального фермера из

Айовы. У них ведь очень разные определения мужественности, не так ли? Или другой пример

— 22-летняя обеспеченная гетеросексуальная американка азиатского происхождения,