Неизвестно - Сергеев Виктор. Луна за облаком

— Дайте посмотреть.

Она достала из портфеля листки акта.

Он прочитал. Акт как акт. С подписями и датой проверки. Все есть, но нет «переходных мостиков*.

— Оставьте у меня, я схожу к мастеру и поговорю с ним.

Догдомэ ушла, а Григорий задумался. «Что бы это могло зна­чить? Не похоже, чтобы она забыла внести запись. Что же тогда?»

Григорий внимательно просмотрел акт. Все по форме, как поло­жено. И тут он увидел, что один лист короче. Он довольно долго смотрел, удивляясь, что листки не одинаковы. И вдруг вспомнил о манере мастера Карымова вырезать бритвочкой на документах сло­ва, которые не хотел показывать. «Уж не вырезал ли он и тут чего- либо?»— подумал Трубин. Не одинаковый размер листков не давал ему покоя. «Да, этот листок снизу срезан,— размышлял он.— На этом вот листке фабричный срез, а тут... не-ет. Надо спросить Догдо­мэ, не помнит ли она, где у нее было написано о переносных мос­тиках».

Трубин позвонил в трест, и Догдомэ сказала, что о мостиках она писала в конце первой страницы. Он уточнил, не обрезала ли она листы перед тем, как писать акт. «Нет»,— ответила Догдомэ. И немного подумав, спросила: «Вы обнаружили подделку в доку­менте?»

— Пока ничего сказать не могу,— отозвался Трубин. — Надо по­говорить с мастером.

Чимита сидела в отделе, закрыв горячее лицо руками. В мыслях было всякое: «Уйти с этой должности? Пойду к Шайдарону и ска­жу... Не могу — и все. Как хотите. Ну, что это за работа?»

Она вспомнила, как проходили у нее все эти дни.

Прорабы, мастера, бригадиры вежливо выслушивали Догдомэ, охотно обещали, иногда отшучивались. А ямы и колодцы не закры­вались, мостики с перилами через траншеи заменялись одной-дву- мя досками, по которым и днем не всякий рисковал пройти. О сиг­нальных фонарях возле насыпей и говорить нечего...

«Пока гром не грянет, мужик не перекрестится»,— отвечали ей и тут же соглашались, что она права. Мастер Карымов обычно жа­ловался Догдомэ: «Ну разве мне до этих мостиков с перилами! По­судите сами — у меня на шее план. А вообще-то статью мне могут пришить. Это точно».

Чимита ходила к Шайдарону, просила помощи, подала ему док­ладную. В тресте издали приказ. Он повисел на доске сколько-то дней. Скоро одна кнопка отлетела, угол приказа свернулся трубоч­кой — не прочитаешь до конца. А тут его и совсем сняли: понадоби­лась площадь для свежих приказов.

«Может, уйти с этой должности? Никому я не нужна. Шофер лишнюю машину кирпича привезет — его встречают с радостью, об­нять готовы. А меня? «Пока гром не грянет».

«Вот так помаленьку трачу свою жизнь. На переговоры, угово­ры... А вдруг гром грянет? И с кем-то что-то случится. Ребенок же упал в траншею. Хорошо, что без увечья... А ведь «бог челове­ку запасных частей не оставил». Так, кажется, говорят, когда вспо­минают о технике безопасности. И где этот Трубин? Он обещал по­мочь мне, но что-то давно уже не звонил, а скоро вернется из ко­мандировки Шайдарон и потребует объяснений. Сходить к Трубину? Но не могу же я ходить постоянно к нему в бригаду. У него с тех­никой безопасности благополучно, он-то учитывает, что «у бога нет запасных частей».

Телефонный звонок прервал ее мысли. Схватила трубку, узна­ла его голос и, не зная еще, что он скажет, уже обрадовалась.

— Вы еще у себя, товарищ Догдомэ?— услышала она глухова­тый бас Трубина.

— У себя.

— Подождите нас, мы скоро... Алло! Алло!

— Да, да. Я поняла все.

— Никуда не уходите.

А куда же она уйдет? Чимита достала зеркало из сумки. «Лицо-то как раскраснелось! Попудрить надо. А то еще заметит, что переживала».

В отдел зашли Трубин и Карымов. Чимита выжидающе смотре­ла, что будет.

— Присаживайтесь, Виталий Иннокентьевич,— сказал Трубин мастеру.— Будьте, как дома.

Мастер что-то проворчал, сел за пустой стол, снял кепку и при­гладил редкие волосы на лысеющей макушке.

— Чего шум поднимать?— сказал он, поворачиваясь к Труби­ну. — Ребенок, слава богу, жив и здоров. К мамаше этого ребенка я ходил. Чего еще надо? Вроде бы ничего и не было.

— Нет, было!— Трубин стукнул ладонью по столу. — Вы уж ей, товарищу Догдомэ, растолкуйте по порядку. Как и что.

Трубин вынул папиросу, закурил, хотел положить спичку в пе­пельницу, но вдруг махнул рукой и вышел из кабинета.

— Что произошло?— спросила Чимита мастера, когда шаги Тру­бина затихли в коридоре.

— Ну, что...— Карымов надел кепку и тут же поспешно сдер­нул ее.— Вы уж простите меня, товарищ Догдомэ. Семья... дети у меня... шесть душ. Думаю: «Ну, что ей? За нее Шайдарон постоит. А за меня некому. Пришьют статью». А так-то ведь ничего и не случилось. Ребенок жив-здоров. С мамашей я уладил. Вы бы только извинили, тогда у меня и душа бы на месте. А? Как вы посчитаете?

— Что вы сделали с актом? Вы обрезали первую страницу? Да?

Карымов молчал, трясущимися пальцами мял кепку.

— Что же вы не отвечаете?

— Семья... шесть душ.— По его крупному белому лицу ходили багровые пятна.— Bac-то бы -защитили, а меня некому.

— Идите-ка домой, товарищ Карымов.

— Домой? А дальше как?— он перестал мять кепку.

— Никто никакой статьи вам не пришьет.

— Как же не пришьет?!

— Даю два дня срока. Если предписания акта не будут выпол­нены, товарищ Карымов, вы пойдете под суд. Сами знаете — за что.

— А если будут выполнены?

— Если выполнены... тогда будем считать инцидент исчерпан­ным.

Карымов поднялся, потер лоб. Он не очень-то верил, что все так просто обошлось.

— Ну, спасибо, товарищ инженер,— проговорил он, глядя себе под ноги. — Благодарю. Урок на всю жизнь.

После ухода мастера Чимита засомневалась, правильно ли она поступила. «Может, не надо было спускать? Он-то бы меня не пожа­лел. Если бы не Трубин, кто знает, какой оборот приняло бы дело. Ну да теперь все равно. Обещала. Раз обещала — точка. А как же Трубин узнал обо всем? Узнал и привел сюда Карымова. И почему- то неожиданно исчез».

Григорий остановился у стены и смотрел, как цепкая лапа ба­шенного крана легко оторвала от земли бадью с раствором и понес­ла. Колька и Мих вели кладку стены лестничной клетки. Увидели бадью, замахали руками: давай, мол!

А стена Григорию что-то не нравилась. И чем дольше он тут стоял, тем сильнее росло убеждение: «Проектировщики недосмотре­ли. Если так оставить, стена может рухнуть». Посмотрел на Кольку и Миха. «Неужели зря стараются? А может, мы сами виноваты?»

Григорий вернулся в бригадирскую, развернул чертежи. Прики­дывал так и этак, проверял еще и еще. Окончательно решил клад­ку приостановить.

Пришел мастер Карымов. Еле протиснул в дверь свои округлые бока.

— Ты что это, Григорий Алексеич, прямо с утра от солнца пря­чешься?— спросил он весело.

«Выходит, она его простила»,— подумал Григорий.