Татьяна Харитонова - Правый

-Лафуша? Простите, что за странное имя?

-Можно Люба. Я отзываюсь на все! – засмеялась.

-А причем Лафуша?

-Лаф – любовь. Лафуша – Любаша.

- Лафуша-Любаша! Берите Сережку замуж, он никогда не осмелится вам это предложить.

За столом стало тихо. Сережа чуть не подавился куском пирога. И тут нашлась гостья:

-Я беру тебя замуж, Сережа!

Все засмеялись. Такой душевной обстановки у них не было давно. Андрей впервые за последнее время улыбался. Если бы при виде очередной рюмки судорожно не сглатывал слюну, и не поняли бы, что он алкоголик. Сереже было неуютно. Я поняла, он сидел, как будто в кино. Боялся, что вот-вот или пленка порвется или свет вырубят. Лафуша, словно что–то почувствовала, заторопилась. Они ушли.

-Хорошая девочка. Пусть женится.

-А ты откуда знаешь, что хорошая?

-Вижу.

На меня нахлынула волна раздражения:

-Видит он! Да что ты видишь? Она первый раз в доме! Да еще не москвичка. О родителях Сережа ничего толком не сказал. Похоже, без отца росла. Хотя тут полная гармония. Сережка в таком же положении.

-Начинай! Два часа терпела, не трогала.

-Да что тебя трогать! Провидец!

Он схватил бутылку со стола, тарелку с бутербродами и ушел в свою комнату.

Лафуша стала появляться в дома все чаще. Я стала привыкать. Да и Сережа летал как на крыльях. Общих торжественных ужинов не устраивали. Пили чай на кухне. Все стало буднично, по – домашнему. А через два месяца они сообщили, что хотят пожениться. Без всяких свадеб. Просто расписаться.

-Лафуша, ну ужин в ресторане?

-Ужин в ресторане? Пусть будет ужин в ресторане.

-А родственники? Давай пригласим родственников.

-Мама приехать не сможет. Плохо себя чувствует. А больше у меня никого. Сестренка маленькая. Без мамы не приедет.

Расписались они в пятницу. Свидетельницей была подружка Любаши, Олечка. Они вместе работают. А в субботу улетели в Египет. Вот и вся свадьба. После Египта переехали. Сняли однокомнатную квартиру. Как ни уговаривала жить вместе – даже слушать не захотели. Может и правильно. Строить семейную жизнь надо без свидетелей, тем более таких замечательных, как свекровь, то есть я.

Июль 2007

Я беру свой день, новый белый листок А4 и режу его на ленточки. Старый добрый режим нового дня.

9.оо – 9.3о подъем?

Проблематично. Зачем в отпуске ограничивать момент возвращения в реальность? Подъем, - когда проснусь.

Тогда все остальное сбивалось. Теряло смысл.

Ну и ладно. Поправка на час, другой. Главное не время. Главное - ритм. Мне не хватало ритма. Четкости. Хотя зачем в отпуске четкость? Пусть все тянется само по себе. Но тогда это будет долгое блуждание в ночной рубашке по квартире, кофе, звуки телевизора, или радио, водопроводного крана одновременно. И ощущение недовольства собой, как фон, серый и холодный - вода из лужи. Для этого и существовал чистый лист нового дня и ножницы.

Моя жизнь опустела, как троллейбус на конечной. Все пассажиры доехали со мной до определенной точки. А дальше им не по пути. Не по пути. Я зависла на перепутье, в пустой квартире, в июле. До выхода на работу неделя. Желанный отпуск продолжается. Ничегонеделание. То, о чем я так мечтала промозглыми рабочими днями. И вот, пожалуйста..

Что делать с этими днями? Не знала….

9. 30 – 10.00 – уборка.

Ножницы режут белый лист бумаги, отрезая утро. Утро падает белой полоской в вечность. Утра нет. И никогда больше не будет. Разве только в воспоминании. Бездарно, бесполезно прожитое утро в июле. Можно конечно отметить его разводами воды на мокром линолеуме. Зачем? Иногда помогало. Вымоешь полы - красиво. Почему все преображается, когда вымоешь пол? Просто вымоешь? Наверное, вместе с пылью и мусором смываешь свое ненужное, пережитое, необратимое. Но для этого нужны дополнительные ресурсы. Не ведро, не тряпка и не вода, конечно. Внутренние ресурсы. Желание. А его нет. Полам не повезло. Им не везет уже неделю. Не их день. Не их семь дней. Перетопчутся. Итак, - эти полчаса впустую. Так, что там дальше в режиме?

10.00 – 10.30.

Привести себя в порядок. Интересно. Внешне или внутренне? Одновременно. Принять душ, желательно, контрастный. С потоком теплой воды впустить в себя ощущение счастья. С потоком холодной выпустить недовольство и апатию. Знаю, - поможет, точно. Особенно холодная. Этот способ весь год был основным. Надоело. В отпуске оставить себя в покое и не издеваться? А что? Шататься по квартире. Стараться не соприкасаться с глазами в зеркале. Не видеть эту женщину в сером облачении тоски. Это платье старило, стирало краски, меняло ее до неузнаваемости. Прочь, прочь от зеркал! Или ходить, не глядя, не отражаясь. А может, она похожа на привидение и не отразится? Нет, как же. Отразилось. Платье – мешком, серое, старомодное. В таком платье полгорода женщин. Только приглядись. Вроде и одето на женщине что-то, а глаза! Не обманешь. Если тоска, - значит серое платье, или коричневое. Кстати, серого и коричневого в моем гардеробе не встретишь. От коричневого тошнит еще со школьных времен. Десять лет в коричневом платье, которое умудрялось расти вместе со мной. Живое школьное платье. Платье – накопитель побед и открытий, страха и обид. А еще оценок всяких, от «Ты – молодец!» до « Ты - дура набитая!».

Спасали белые воротнички и манжеты. Постираешь, отгладишь, пришьешь белой по белому, можно в понедельник начинать новую жизнь. Маленькую новую жизнь. Ощущение радости приходило так легко. И новую жизнь начать было запросто. Пришил выстиранные воротнички. В армии тоже так. В этом, наверное, что-то есть. Надо подумать.

10.30 – 11.00

Велотренажер

Проехать десять километров, уставившись в телевизор. Вместо зелени и пения птиц – реклама стиральных порошков и зубной пасты. Вместо дорожки, убегающей из под ноги и скрипа несмазанного колеса - ровный бег в никуда по разбитому равнодушными узорами ковру Сжечь тысячу калорий - кофе, и бутерброды. Крутить педали, убегая, уезжая, оставаясь на месте. Глупость несусветная. Буря в стакане воды. Навязчивые мысли о собственной никчемности. Пустота. Не хочу этого горе – велосипеда. Вот в детстве был велосипед так велосипед. Хотя, честно, и с ним не все обстояло так гладко. Нога попадала в колесо - и не раз. Падала, - и не раз. Зато ветер в лицо, пахнущий травой и цветами. Цветочный ветер. Ноги крутят педали осмысленно. Под ногами бежит серая тропинка. Руки сжимают черные пластмассовые ручки. А рядом блестит в ожидании пронзительный металлический звонок – для бестолковых пешеходов, норовящих попасть под велосипед.

-Эй! Пашка, уйди! Задавлю!