Татьяна Харитонова - Розовый слон

В класс вошла Елена Евгеньевна.

– Ну, дела! Это они так готовятся к уроку. Марина! Что случилось!

Костик, растопырив руки, что бы показать свою одежку без пуговиц, закричал :

– Елена Евгеньевна! Это они! Близнецы – наглецы!

Так их прозвали в классе после одной истории, когда на уроке чтения все придумывали рифмы к словам. Каждый предлагал слово, а класс дружно искал разные варианты. На слово близнецы нашли – молодцы, огурцы, голубцы. Но когда Костик бросил неожиданно «Наглецы», все засмеялись и с тех пор, когда хотели их обидеть, бросали это слово. Но Марину с Виталиком обидеть было трудно. Они вставали на защиту друг друга и в обиду себя не давали.

– Разбираться будем после урока. А сейчас сними свой пиджак и садись за парту. У нас новая тема.

Пиджак решили забрать домой, и пришить пуговицы. Так сказала Елена Геннадьевна. Ребята ждали маму на вахте. Воспитательница группы продленного дня помогла им сделать уроки и читала какую-то книгу. Охранник лениво разгадывал сканворды. А мама все не шла и не шла. На улице стало смеркаться. Осенью дни короткие. Марина задумчиво смотрела в окно:

– А вдруг мы не успеем? До скольких этот зоопарк?

– Ну, до семи, точно. До семи. А сейчас только пять.

– Вот только как сказать маме про пуговицы?

– И не надо ничего говорить. Что мы пуговицы не пришьем? Запросто! Моряки, кстати, все умеют делать сами. На корабле женщина – плохая примета.

– А кто им есть готовит?

– Повар, кок называется. Мужчина. Там все мужчины. Кто ж им будет пуговицы пришивать? Маму с берега вызывать?

– Вот и будешь пришивать сам!

– А кто оторвал?

– Я же не нарочно! Он на тебя как коршун налетел.

– Ну и нечего тебе встревать. Мы бы сами разобрались. Вечно лезешь, куда тебя не просят.

– Эх ты, я ведь тебе на подмогу.

– Марина! Я сам! Ты ведь девчонка! Где это видано, что бы девчонки в драку бросались.

– Ну, ты совсем как мама. Поучайте лучше ваших паучат!

– Откуда это?

– Буратино помнишь? Это он пауку говорил.

– А… Давай скажем маме после зоопарка. Вдруг Елена Геннадьевна ей позвонит?

– Давай. Только это нечестно. Придем вечером, и на тебе подарок. За то, что слона нам показала.

– А вдруг за это не отведет?

– Нет! Не будем рисковать! После!

– Ну, как хочешь.

Мама пришла через минут десять. Она торопилась, поэтому лицо ее раскраснелось и из- под шапки выбились пряди волос.

– Мам! Ты не забыла? Нам в зоопарк.

– Как же? Помню. Идем. На улице похолодало! Застегивайтесь, как следует.

На улице дул пронзительный северный ветер. Лужи, еще утром, хлюпающие под сапогами подернулись тонкой корочкой льда. Зоопарк расположился за кинотеатром, на небольшой площади. Еще издали было видно, как его освещают прожекторы. Звучала какая-то веселая музыка.

– Мам! А слон? Ты спрашивала? Слона привезли?

– Привезли вашего слона, привезли. Тетя Люда видела, как выгружали.

– Как выгружали? – растерянно спросила Марина.

– Так, выгружали, выводили из вагона. Они ведь приехали в вагонах. Их вывели по специальным настилам.

– А потом куда?

– Мелких зверей по клеткам.

– А слона?

– А слона в вольер, специальный. Сейчас увидите.

***

Эти запахи и звуки они запомнили навсегда. Принадлежность каждого зоопарка. В театре пахнет чем-то особенным – то ли музыкой, то ли драматургией. К этим божественным мотивам примешиваются запахи из буфета. В зоопарке пахнет страшно: страданием, болью, тоской, скукой, несвободой. Это почти так же, как в больнице. Только запах больницы все же лучше, он заканчивается, как лекарство из пузырька. Ты выходишь на свободу и пытаешься забыть его, как страшный сон. Запах зоопарка для его обитателей вечен. Эта безнадежность, прилепившаяся к запаху, шокирует. Дети, замирая, двигались от клетки к клетке, понимая, что то, что они так нетерпеливо ждали, пришло, но совсем не так. Клетки стояли в ряд и в них жили. Метался серый волк, облезлый, кудлатый. Тигриная шкура, прилипшая к ребрам, лежала в углу и вздрагивала. Ярко-желтые глаза смотрели на мир равнодушно и устало. Сторожко выглядывала лиса, пряча острую мордочку в какую то почти собачью будку. Безучастно лежал царь зверей, дремал или делал вид, что дремлет. Хотелось плакать. Весь опыт о прекрасных животных, накопленный из сказок, из программ «В мире животных», из фильмов оказался блефом. Вот она, правда. Смотрите! И они смотрели, молча передвигаясь от клетки к клетке. Завершал эту композицию бесчеловечности и абсурда слон. Он стоял, как монумент, как памятник. Это был молодой слоник, не огромный великан, а скорее подросток. Сострадательные служители накрыли его спину красным ватным одеялом. Одеяло было старым, кое-где торчали клоки серой, спрессованной ваты. Он переминался с ноги на ногу и изредка помахивал хоботом. Но самое страшное было внизу. Его ступни были покрыты инеем.

Первой заплакала Марина. Заплакала как-то резко, вдруг. Слезы ручьем полились по щекам. Виталик заорал следом, громко, никого не стесняясь. Они никогда так не плакали, дружно, в голос. Ну, может только в далеком детстве, когда лежали в пеленках, слабые и беспомощные. Мама была далеко, на кухне, и они чувствовали свое вселенское одиночество. Мама приходила, и все становилось на свои места. Теплые руки, молоко, сухие пеленки. Здесь мама была рядом, и ничего не исправить. Ни-че-го.

Они брели по темным улицам маленького провинциального городка, как два старичка, сгорбленные и понурые и несли осколки разбившейся мечты о розовом слоне.

Серый медвежонок

Люся шла по улице. Теплый сентябрьский вечер – лето не лето, осень не осень. Она любила это теплое межсезонье, старалась не пропустить, не проглядеть осень. А она приближалась как-то незаметно, и вместе с тем – очевидно. Вчера на березе пару золотистых листочков, а сегодня целая ветка покрылась позолотой. Трава уставала с каждым днем все больше. Такими были глаза у женщин вечером, когда они возвращались с работы. Глаза – пожухлая трава. Глаза без надежды на Чудо. Так нельзя. А как? Люся придумала способ. Вернее, до нее этот способ открыли миллионы. Но мы ведь часто учимся на своих ошибках и велосипеды мы изобретаем свои собственные. Люся придумала себе игру – каждое утро по дороге домой открывать Чудо. Она жадно всматривалась во все, что окружало, и обязательно находила. На роль Чуда могло претендовать что угодно, она никогда не знала заранее, что это будет. От этого было тепло и ясно на душе. Причем, Чудом мог быть дождь, поколачивающий мокрыми пальчиками по Люсиному зонтику, клумба с бархатцами, старушка с котом в корзинке, мальчишка на велосипеде, надувающий пузыри из жевательной резинки. Люся посмотрела на себя со стороны. Она умела иногда. Проверила спину – ровная. Улыбка, даже нет, скорее готовность улыбнуться. Взгляд чуть скользящий по лицам прохожих. Все в порядке. Она готова.