Санин Евгений - Белый гонец

Нет, нужен, нужен дед Завид!

Только вот пошутил он на этот раз или… нет?

«А хоть бы и да!» - вдруг пришла неожиданная мысль, от которой Славко едва не выпустил из рук мокрую, всю в ледяных колтунах, веревку. Как самому-то ему с пустыми руками возвращаться? Ведь, не принеси он сегодня ничего – есть в веси совсем нечего! Небось, уже чан поставили, воду греют и хоть на самую жидкую ушицу надеются, его дожидаючись…

До самого вечера бродил Славко по покрытому тяжелым снегом льду. Сам разве что в верши не лез, чтобы найти там хоть одну рыбешку. Но ни в одной из них, кроме приманок из старых конских копыт, не было ничего. Прямо хоть самому в рыбу превращайся!

Давно отрозовела вечерняя заря за дальним лесом. Над ближней дубравой откружило, каркая и бранясь, устраиваясь на ночлег, воронье. Все краски смешались, потемнели и уже почти не отличались друг от друга.

Все верши проверил Славко. Оставалась одна – самая дальняя.

За мостом, у самого берега, где летом глубокая заводь, а зимой - прорубь, в которой проезжий люд поит коней. До нее почти полверсты ходу. Ох, не хотелось идти туда Славке! Но, для очистки совести, отправился он и к ней...

2

- Эге-ге-ей! – радостно закричал он.

Когда Славко добрел до последней проруби, окончательно наступила ночь. Промозглая, стылая, какие бывают только в начале марта: еще по-зимнему морозная, но уже влажная, как ранней весной. Самое пропащее время для того, чтобы задержаться и заночевать где-то в пути.

Над самым лесом появилась круглая луна. Она не столько осветила округу, сколько сделала ее призрачно-непонятной и на каждом шагу, точно отмороженный палец, грозила ему с неба.

Где-то вдалеке послышался топот копыт небольшого отряда всадников. Человек десять-пятнадцать, не больше.

Половцы?

Но Славко даже край заячьего треуха поднимать не стал, чтобы прислушаться: откуда сейчас им тут взяться? Время набегов прошло. Половцы давно в своих кочевых домах-вежах. Сидят в теплых шатрах, подсчитывают доходы от продажи русских пленных, примеривают чужие сапоги и шубы да ждут новой зимы, чтобы на откормленных за лето быстрых конях новым набегом обжечь Русь.

Скорее всего, несколько дружинников едут выполнять поручение своего князя. Да только почему-то не очень торопятся…

Славко свернул к берегу, нашел колышек, от которого змеилась веревка и, отдирая ее ото льда, направился к проруби.

Половцы… Жестокий, дикий народ! Совсем только недавно перестали сырое мясо есть. Ничего святого для них нет. Понаставили в Степи каменных баб и молятся им. Всё бы им резать, губить, жечь…

Дед Завид говорил, правда, что есть среди них и свои – христиане. Но таких Славко не видел ни разу. Встречал злых и не очень, умных, как княжеский тиун, и глупых, которых проще простого обвести вокруг пальца, бешеных и равнодушных, но таких, чтоб с крестом на груди и которые молились бы истинному Богу…

Правда, он и сам уж забыл, когда последний раз по-настоящему молился Христу. Нет, не вместе со всеми, каждый день, повторяя вслед за дедом Завидом слова знакомых молитв. А - сам, горячо, веря, что Бог слышит и обязательно поможет ему! После того, как Бог не спас отца, которого прямо на его глазах зарубил хан Белдуз, и не вернулась из половецкого плена мать, кажется, ни разу… Его сердце словно закаменело от всего, что пришлось пережить ему за свои тринадцать лет. Он перестал ждать хоть какой-нибудь помощи от Бога и надеялся теперь только на самого себя. И это была его тайна, о которой в другой раз он боялся бы думать даже один, здесь, посреди ночи.

Однако, сегодня, вспомнив о ней, Славко вдруг с последней надеждой посмотрел на небо. И перед тем, как потянуть на себя вершу, непослушными на морозе губами, прошептал такую молитву, за которую, любивший порядок во всем церковном, дед Завид наверняка наградил бы его подзатыльником:

- Господи, не для себя прошу - людям ведь есть нечего… Помоги!

А дальше случилось то, что может произойти разве что в самом счастливом сне.

Он поднимал вершу, но та, чем больше уходило из нее воды, почему-то не легчала, а наоборот, становилась тяжелей. Уж кто-кто, а Славко понимал, что это могло значить!

Руки его лихорадочно задрожали. Изо всех сил он вытащил вершу на лед, приоткрыл крышку и тут же захлопнул ее, увидев черную, не меньше своей головы, морду какого-то чудовища...

Что это – водяной?!

В уме вихрем пронеслись все те недобрые слухи, которыми, как любой омут, славилась в округе эта заводь.

Но Славко давно уже забыл, что такое страх. Тут же придя в себя, он чуть приоткрыл крышку, внимательней посмотрел под нее и засмеялся:

- Да это же сом!

Но сом спит в это время. Значит, налим? Но разве налимы бывают такими огромными? Да какая разница – сом-налим! Главное – теперь веси целую неделю будет, что есть!

Боясь упустить налима, который мог внезапно начать бороться за жизнь и, оказавшись на воле, прыгнуть к спасительной воде, Славко оттащил вершу как можно дальше от проруби. Здесь он, дивясь ее тяжести, вытряхнул рыбину на лед, и не успела та даже забиться, глуша, стукнул топориком по голове.

С минуту Славко смотрел на налима, длина которого была чуть меньше его самого. А затем ноги его сами пустились в пляс.

- Эге-ге-ей! – радостно закричал он, поднимая с деревьев перепуганных ворон. – Эге-ге-ге-е-ей!!!

Вдоволь наплясавшись, Славко снова опустил вершу в воду и вернулся к своей добыче.

- Голова – на одну уху, хвост с печёнкой – на другую! Остальное – нажарим, напарим, напечем! - с восторгом прошептал он и озадаченно почесал себе затылок прямо через заячий треух: - Только… как же я тебя такого до дома-то дотащу? А вот как!

Не долго думая, Славко рванул с себя пояс, который хоть немного удерживал тепло, просунул его под жабры рыбины и забросил ее себе через плечо на спину.

Мороз сразу пополз под овчину, принялся леденить тело своими холодными, мокрыми пальцами, за спиной дергался и двигал жабрами, видать, не до конца оглушенный налим… Но что было Славке до этого, когда теперь вся душа его радовалась, пела, плясала!

С трудом различая в посеребренной тьме куда идти, он вскарабкался на невысокий берег и вдруг замер, увидев прямо перед собой выросшую словно из-под земли долговязую фигуру половца.

3

Одного не учел осторожный хан…

- Жить хочешь? – нещадно коверкая русские слова, шепотом спросила эта фигура.

- Да… - тоже шепотом, машинально ответил Славко.

- Тогда – тс-сс!

Луна слегка осветила плоское лицо степняка, прижимавшего палец к губам.

Славко, едва увидев его, сразу понял, что этот половец – из числа самых глупых. За спиной снова дернулся и задвигал жабрами налим.

Он словно подсказывал Славке, что надо делать.