Санин Евгений - Мы - до нас

Никто, поверь, и не проснется!

Ну, а потом, сегодня днем

Мой сын за Итларя возьмется.

Мономах:

- Да, не напрасно чин свой носишь…

Придумал много ты всего!

А много ли на подготовку просишь?

Вот-вот заря…

Ратибор:

- Да ничего!

(торопливо)

Готовы торки, рать готова

Нельзя, ты прав, нам ждать зари!

Ждут одного лишь только слова…

Приказа князя…

Мономах

(пожимая плечами):

- Так бери!

Ратибор

(немедленно поднимаясь):

- Князь, ты пока что и не чаешь,

Что начинается…

Мономах:

- Постой!

За Святослава отвечаешь

Передо мною - головой!

Ратибор уходит быстрым, решительным шагом.

Мономах:

- Стрела умчалась с тетивы…

Да так, чтоб не остановили!

Ну, что Кидан? Иду на вы!

Как мои предки говорили!

Мономах смотрит на летописца, но тот отворачивается.

Мономах:

- Конечно, было бы достойно

В глаза сказать…

(после молчания - гридню)

Жене не говори!

Пусть хоть она поспит спокойно…

Хотя б до утренней зари!

Гридень выходит.

Мономах

(летописцу):

- А ты пиши, что не жалея жизни…

Да что там жизнь, добуквенно пиши:

Князь Мономах сегодня для Отчизны

Не пожалел и собственной души!

Летописец пишет. Мономах в ожидании опускает голову на руки…

Летописец:

- То было время и добра, и зла,

Как, впрочем, всякое другое время.

Короткий мир и войны без числа,

Тепло любви и ненависти бремя.

Всё так же, как века тому назад

И как опять спустя века, повсюду –

В одних местах был словно райский сад,

В других – несладко приходилось люду.

Все также, жизнью дорожа своей,

Болели, торговали, покупали,

Мирились, ссорились, лелеяли детей,

Ходили, ели, бодрствовали, спали….

Как всякие другие времена,

И это время думало, что вечно.

А годы шли, как за волной волна,

За горизонтом тая быстротечно…

Мономах

(слыша стук в дверь):

- Без стука заходи – велю!

Гридень:

- Ух, разыгралась непогода!

Мономах:

- И не тяни, я не люблю!

Что сообщает воевода?

Гридень:

- Всё, торки вышли из ворот

И подползают шито-крыто,

Чтобы потом наоборот

Среди шатров пойти открыто!

Летописец продолжает писать, Мономах – сидеть в томительном ожидании.

Летописец:

- То было время и добра, и зла,

Как впрочем, всякое другое время,

И сеяло в потомков без числа

Оно и злое, и благое семя…

Умней живущие ли тех, кто прежде жил,

Или глупее тех, кто позже будет -

Ответа нет. И я бы не решил

Давать его – грядущее рассудит!

Оно, в себя все прошлое впитав,

Однажды даст на всё ответ конечный…

Тогда услышит прав или не прав

И этот век, жестокий и беспечный…

Гридень

(с порога):

- Все, княже, началась резня -

Такое там сейчас творится!..

Эх, жаль, ты не пустил меня,

Чтоб мог я местью насладиться…

(показывая на окно)

Мечи неслышные стучат,

Летит град стрел на волчью стаю…

Мономах

(обрывая):

- Что Святослав?

Гридень:

- Пока молчат...

Мономах:

- Молчат, молчат…

Гридень:

- Схожу, узнаю!

Гридень выходит. Мономах распахивает окно. Свеча перед иконой гаснет. Он зажигает ее, но она гаснет опять… Снова зажигает…

Мономах:

- Как лик Христа сегодня строг…

И свечка что-то угасает…

А может, это жертву Бог -

Уже мою не принимает?

Дверь открывается, и свечи гаснут в третий раз. Мономах оборачивается и видит вошедшую Гиту.

Гита:

- Что был за шум? Кто приходил?

Мономах:

- Был Ратибор…

Гита:

- Что ему надо?

Мономах:

- Да так – не спится… Разбудил

Тебя, сбегая вниз, он, лада?

Гита:

- И хорошо, что топал он!

Ему я благодарна даже –

Прогнал такое ужасный сон,

Что до сих пор мне дурно…

Летописец

(предостерегающе - на распахнутое окно):

- Княже!..

Мономах поспешно закрывает окно.

Гита:

(зябко передергивая плечами)

- Я задремала, от всего устав,

И мне приснился, представляешь,

Не Святослав, а Изяслав,

Которого ты княжить отправляешь.

Совсем один – и поле без конца…

Одна береза рядом, как невеста.

Он отправляет к нам с тобой гонца,

А тот коня никак не сдвинет с места...

Дверь распахивается, и в гридницу без стука врывается гридень.

Гридень:

- Князь, наши люди донесли…

Гита:

- Что донесли? Что ты скрываешь?

Мономах

(незаметно показывая гридню кулак):

- Что сыну – шубу отнесли!

Сама ж просила, понимаешь…

Гридень

(ликуя):

- Что шуба, князь?! Уже идут!!!

Я лишь опередил немного,

Чтобы сказать, что он уж тут…

Гита:

- Кто он – скажите, ради Бога!

Гридень:

- Да он же, он – наш Святослав!

(выбегая и тут же возвращаясь с одетым в огромную шубу княжичем)

Мономах:

- И правда – он!

(Гите)

Ну что, довольна?

Гита

(бросаясь к сыну):

- Мой мальчик! Слава Богу! Слав…

(осекаясь на полуслове, принимается ощупывать княжича)

Ты цел? Здоров? Нигде не больно?

(оглядываясь на Мономаха)

- Ай, лад! Ай, князь, не обманул!

Не верила ведь – до его прихода…

Мономах:

- Сказал верну – вот и вернул!

(замечая вошедшего Ратибора)

- Ну что, спасибо, воевода!

Мономах сам подходит к Ратибору и крепко пожимает ему руку.

Мономах:

- Всё сделал?

Ратибор:

- Всё, как говорили!

Мономах:

- А что ж так долго ты молчал?

Ратибор:

- Так ведь не мед мы с ханом пили…

Молчал – зато не подкачал!

Мономах:

- То так! То верно!

(Гите)

Хватит, право,

С немилосердием таким

Мне портить лаской Святослава!

Иди! А мы поговорим!

Счастливая Гита с сыном уходит. Мономах с Ратибором садятся на лавку.

Мономах:

- Теперь остался хан Итларь…

Ратибор:

- Ну, со змеей – и мы, как змеи!

Не ускользнет и эта тварь

От нас, заверить тебя смею!

Мономах:

- Дать бы вина им, Ратибор,

Покрепче, из германской бочки!

Ратибор:

- Уж дал – чтоб помутней был взор

У них после тяжелой ночки!

Мономах:

- Ну, а изба – не подведет?

Ратибор:

- Так дело не в избе, а в крыше!

Пусть только он в нее войдет,