Санин Евгений - Чудо - из чудес

— Что ты наделала! — возмутился Стас. — Она же ведь совершенно не приспособлена к вольной жизни! Погибнет от голода или ее заклюют свои же. Она ведь среди них сильнее любой белой вороны отличается!

— Ну знаете, если из-за каждой вороны так расстраиваться!..

— Она не каждая! — с болью начала было Лена.

— Погоди, — остановил, взяв ее за руку, Стас.

Увел в их комнату.

Позвонил жильцам, которые снимали их старую квартиру и сказал:

— Все складывается, как нельзя лучше. Если в данной ситуации вообще можно говорить о чем-то хорошем… Словом, квартиранты уже две недели не живут там и хотели даже передать квартиру своим знакомым, но побоялись спросить о том у мамы — она ведь у нас очень щепетильно относится к подбору новых жильцов.

— И что все это значит? — недоуменно взглянула на Стаса Лена.

— Как что? — не понял он. — Только одно: давай собирать вещи!

3

Поистине коса нашла на камень…

— Ну! И чего это вы удумали?

Мама Стаса стояла на пороге детской комнаты, одновременно — растерянно и с негодованием — глядя, как собираются в дорогу Лена и Стас.

— Мы? — приподнял голову Стас. — Ничего!

— Я вижу! И как же вы собираетесь жить одни?

— Очень просто, как многие начинающие семьи!

Разговор шел только между матерью и сыном.

Лена не решалась вмешаться в него.

Да и что ей было сказать?..

— Ты вас с другими не сравнивай, — говорила мать. — Лена ведь ни приготовить, ни убраться не может.

— А я на что? — с вызовом отвечал сын.

— Ты? Да ты сам ничего не умеешь. Потому что привык, что за тебя все всегда делает мама! И потом у тебя столько учебы, столько внутренней работы, чтобы стать, наконец, писателем!

— Между прочим, — заметил Стас, — великий Чехов работал земским врачом — а это ведь приемы больных и постоянные вызовы на дом — и писал. Народный поэт Кольцов был купцом, у которого постоянно была очень ответственная — попробуй обсчитайся хоть на одну денежку — так назывались в его время полкопейки, работа. Гончаров, написавший «Обломова» и другие романы, занимал ответственейшую должность главного цензора Российской Империи. О Генри писал рассказы, которыми ты умиляешься, видя их на телеэкране, между прочим, сидя в тюрьме. Гениальный Достоевский до того, как стать писателем, и вовсе все на каторге делал! Лермонтов был офицером, причем, в действующей армии!

— А Пушкин?

— Что Пушкин? Его… тоже на саранчу посылали!

— Ты меня своими авторитетами в сторону не уводи, — потребовала мама. — Лучше скажи — что вы там есть будете?

— Что-что? То, что приготовим! — беззаботно отозвался Стас, бережно кладя на самый верх уложенных в сумку вещей тщательно завернутую Леной в пакет мироточившую икону Пресвятой Богородицы.

— Как — приготовим? — простонала мама.

И услыхала в ответ:

— Вдвоем!

Стас посмотрел на окончательную сбитую с толку мать и пояснил:

— Лена теоретически — например, будет подсказывать мне, как готовить макароны. А я практически — то есть, их жарить!

— Стасик, — шепнула Лена. — Макароны не жарят. Их — варят!

— Вот, — словно дождавшись своего, торжествующе подняла указательный палец мама. — Что и требовалось доказать!

— Читэдэ… — чуть слышно прошептала Стасу Лена, отходя в сторону, чтобы пропустить вошедшую, явно для обличительного разговора, в комнату свекровь.

Та прошла к дивану, села на него и с вызовом начала:

— Ты что, хочешь сказать, что я одна во всем виновата? А вы, стало быть, ни при чем?

— Почему? — удивленно пожал плечами Стас. — Никогда не бывает стопроцентно правых людей! Доля вины каждого, пусть даже самая ничтожная, есть в любом споре, иначе его просто бы не было! Но если мы сейчас отвлечемся и забудем что-нибудь очень важное, то тогда действительно виновата будешь только ты!

Видя, что сын — невестку она не брала в расчет — настроен как никогда решительно, мама сбавила тон.

— У тебя ведь здесь библиотека, столько учебников, конспектов… — не скрывая своего огорчения, сказала она. — Наконец, компьютер, без которого ты просто не можешь…

— Вся моя библиотека и учебники давно уже умещаются вот здесь, — Стас показал электронную книгу в изящной обложке. — Конспекты и все остальное, что нужно для учебы и работы, папа привезет. А компьютер…

Он с сожалением погладил свой большой компьютер и стал укладывать в портфель старенький ноубтук, с которым еще в ранней юности ездил в Покровское:

— Поработаю пока с ним!

— Пока — это насколько? — с надеждой получить хоть малую определенность, на какое время уезжают дети, уточнила его мама.

Но услышала неуступчивое:

— Пока новый себе не куплю!

Поистине коса нашла на камень, кося под яблоней, от которой, как всем известно, недалеко падают яблоки…

— Стасик, — одернула мужа Лена. — Не смей так грубо разговаривать со своей матерью!

— А чего же она… — обиженно начал Стас, но Лена строго поправила:

— Не она — а мама!

Свекровь взглянула на Лену так, словно только сейчас, впервые увидела ее.

Привстала было, чтобы шагнуть к ней, почувствовав в невестке единственную, пока нет Сергея Сергеевича, поддержку.

Но уже не могла совладать с собой.

— Стасик, учти, эта дверь закрывается только с одной стороны!

— Прекрасно! — отозвался Стас. — Вот сегодня мы её и закроем – с внешней! А ты когда-нибудь нам сама откроешь. Разумеется, когда будешь готова к этому. Да и мы тоже…

— Нет, с тобой совершенно невозможно разговаривать! — вспылила мама.

И — не оглядываясь, вышла из комнаты.

В зале громко взревел телевизор.

Сначала это был звук пикирующего самолета, которого яростно обстреливали зенитки.

Затем какая-то дикая музыка с абракадабрным набором слов…

— Жалко, что все так получилось… — вздохнула Лена.

— Ну, а что мы можем с тобой сделать? — развел руками Стас. — У меня папа — хирург. И поэтому я, наверное, генетически не стал применять терапевтических методов и всяких там помогающих лишь временно таблеток и примочек. Раз — и все! Тем более что это единственный выход, чтобы сберечь ее нервы и чтобы ты родила здорового, крепкого малыша! Пойми, я ведь теперь отвечаю и за тебя, и за него!

— Да все я прекрасно понимаю…

— А раз так, то давай заканчивать наши сборы! Иначе мама может прийти опять и все это может затянуться надолго…

За окном начался дождь.

Вскоре он перешел в настоящий ливень.

Дождевые струи падали косым потоком.

Сверкнула молния.

Прямо над крышей, так, что показалось, присел даже дом, грохнул гром.

— Бедная Горбуша! — ужаснулась Лена. — Ее же сейчас вымочит больше, чем в любой стиральной машине!

— Ничего! Зато без порошка! — успокоил ее Стас.

— Да у вас тут в дожде — вся таблица Менделеева!