Санин Евгений - Чудо - из чудес

И тут Лена, сорвавшись с места, рискуя попасть руками под клюв, отбросила обмякшего кота в сторону и своим телом загородила его от вороны.

Стас, подбежав с другой стороны, цепко схватил Горбушу и унес ее в клетку.

Поднявшийся в этот самый момент домой после того, как поставил машину в гараж, Сергей Сергеевич пришел, как нельзя кстати. Он залил раны Василевса зеленкой. И обмотал всего бинтами так, что его, словно мумию египетского фараона, унесла на руках, ругаясь такими словами, что не в каждой деревне услышишь — куда только вся ее респектабельность делать — плачущая соседка.

Мама, извиняясь, попыталась проследовать за ней следом.

Но услышала только злобное:

— Теперь я понимаю, почему вороны живут по триста лет!

И щелчок замка с силой захлопнутой снаружи двери.

— Ну вот, — с досадой сказала она. — Только-только наладила контакт с человеком, с которым приятно и небесполезно пообщаться и вот… У, крылатое чудовище!

Она с ненавистью посмотрела на видневшуюся через приоткрытую дверь клетку, в которой сидела Горбуша, и только тут до нее дошло:

— Что? Триста лет?!

- Да нет, вороны больше ста лет обычно не живут, — попыталась заступиться за Горбушу Лена.

Но свекрови и этого было много.

— Это что же, получается, она всех нас переживет? — с ужасом прошептала она. — Ну нет…

И, словно кот Василевс, умеющий скрывать свою месть, больше не сказав ни слова, отправилась в зал — принимать лекарства.

Хотя Сергей Сергеевич и убеждал ее не делать этого, потому что, собственно, ничего такого, что могло бы причинить вред ее здоровью, не произошло…

2

— Горбуша! Горбуша! — наперебой принялись звать Стас с Леной…

— Стасик, — сказала Лена, когда они на следующий день, возвращаясь с прогулки, подходили к магазину, в котором мама обычно покупала икру. — Как ты думаешь, Горбуша заслуживает утешения после того, как ее постирали в машинке?

— Ты хочешь сказать, что теперь нужно погладить? — усмехнулся Стас.

— А после нападения на нее кота Василевса? — явно клоня к своему, продолжала Лена.

— Не знаю… — пожал плечами, как всегда думающий о чем-то своем, Стас. — Со стиральной машиной она сама виновата. Никто ее туда не затаскивал силой. Да и кот, справедливости ради, пострадал куда больше, чем она…

— Но нервный встряс у Горбуши все-таки был?

— Ты хочешь сказать — стресс?

— Стресс — это у нас людей. А ее, бедную до сих пор трясет!

— Говори прямо, чего хочешь, ты же ведь знаешь, что я тебе ни в чем не откажу. Тем более для Горбуши, — попросил Стас.

Лене только это и было нужно.

Они как раз поравнялись с магазином, и она кивнула на зазывающе разложенные на оконном прилавке рыбные деликатесы.

Стасу не требовалось объяснять чего-то два раза.

Неважно, словами или, как в этом случае, без слов.

— Понял! — кивнул он.

Они зашли в магазин и, радуясь за Горбушу наверное больше, чем когда она увидит и начнет есть то, что они принесли, вернулись домой с банкой красной икры.

Лена, хотя судя по отсутствию босоножек свекрови и отсутствию из зала телевизионных звуков, дома никого не было, тайком пронесла ее в их комнату.

Стас направился на кухню.

Вернулся с консервным ножом.

— Где банка? — с порога спросил он и услышал растерянное:

— Стасик… А ее нет!

— Кого это нет?

— Горбуши.

— Как это?

— Сама не понимаю…

Стас подошел к клетке, недоуменно потрогал открытую дверцу.

— Я точно помню, как ее закрывал, — уверенно сказал он. — И дверь в нашу комнату, когда мы пришли, была закрыта.

— Ай, да Горбуша! Не иначе, как сама каким-то образом умудрилась открыть клетку изнутри и теперь спряталась, боясь наказания.

— Горбуша!

— Горбуша! — наперебой принялись звать они.

— Выходи, тебе ничего не будет!

— Мы, наоборот, твой любимый «икар» принесли.

Ворона не отзывалась.

Нигде не было слышно ни малейшего шороха.

Стас с Леной заглянули во все углы.

Под стол.

За кресла…

Диваны…

На всякий случай обошли всю квартиру.

Проверили, нет ли ее в стиральной машинке.

Ворона словно под пол провалилась…

— Стасик, — вдруг каким-то нехорошим голосом позвала Лена и показала пальцем на открытое окно.

— Ты хочешь сказать, что она… — начал было Стас, но тут же остановил себя: — Да нет, этого не может быть! Сколько раз у нас было открыто окно, когда она не сидела в клетке, и у нее даже мысли не было улететь. Куда? Она ведь и летать толком не может! И вообще улицы как огня боится. Нет, чтобы Горбуша, сама…

— А если не сама? — чуть слышно спросила Лена.

— Мама? — вопросительно посмотрел на нее Стас.

Вместо ответа Лена только вздохнула.

Они уже научились понимать друг друга с полуслова.

— Ничего, если это даже действительно так, то покружит-покружит по двору, дождется нашего возвращения — она же у нас умная — в конце концов, проголодается и прилетит! — успокоил жену Стас. — А с мамой я обязательно поговорю. Горбушу в обиду тоже не дадим!

— Вот и хорошо! — обрадовалась Лена.

К тому же как раз щелкнул дверной замок, и вернулась свекровь, которая могла что-то знать.

Стас с Леной поспешили с прихожую.

Мама Стаса почему-то была со старой хозяйственной и при этом — совершенно пустой — сумкой.

— Мам, ты Горбушу не видела? — первым делом спросил у нее Стас.

— А что такое? — с деланным удивлением спросила та.

— Да нет ее нигде! — жалобно сказала Лена.

Свекровь вошла в их комнату, огляделась и картинно развела руками:

— Я же вас предупреждала — закрывайте клетку, когда уходите! А тут еще и окно открыто…

— Так ведь закрывали! Во всяком случае, клетку…

— Значит, плохо закрывали! Надо было проверить еще раз!

Что-то в голосе мамы и то, что говоря, она отводила глаза, насторожило Стаса.

Он незаметно выскользнул из комнаты, взял хозяйственную сумку.

И вернулся в зал, куда перешла мама, демонстративно показывая ее дно, в котором лежало… большое воронье перо.

— Ну и что? – не став даже отпираться, с вызовом спросила мама. — Да, я решила избавиться от нее! А сколько уже можно было терпеть все это?

— Вы что… ее выгнали? — с ужасом спросила Лена.

— Положим, не выгнала, а просто выпустила на свободу, на которую она, кстати, тоже имеет полное право! — уточнила свекровь.

— Где? В каком месте? — спросил Стас, в готовности немедленно броситься туда, где была наверняка просто вытряхнута из сумки Горбуша.

Но его мама тяжело опустилась на диван и, потирая висок — видно было, что у нее на самом деле поднялось давление — сказала:

— Не помню! Правда! Простите… Она меня так довела и еще раскаркалась, как никогда, когда вы ушли на прогулку, что я положила ее в сумку, села в метро… Ехала… ехала… Одно только в памяти осталось — по красной ветке. Несколько раз хотела вернуться… Но все же удержала себя и, в конце концов, поднялась наверх. Ну, не помню на какой станции… И только открыла сумку, как она сама улетела. Честно вам говорю — сама!