Санин Евгений - Чудо - из чудес

Стас с закрытыми глазами безошибочно определял, что она делала.

Вот — вытирает пыль на столе, старательно обходя тряпкой клавиатуру компьютера и лежащие на нем бумаги.

Знает, что сын не любит этого.

Вот — поставила аккуратней книги на полке.

А это еще что такое?

Один из звуков заставил его насторожиться.

— Мам, — сказал Стас. — Зачем ты это сделала?

— Что? — делая вид, что не понимает его, уточнила мама.

— Будто сама не знаешь… Убрала фотокарточку Лены.

— Ну и что? Она еще не того заслуживает!

— А то, что это мое личное дело. Надо будет — сам уберу. Кстати, что я и хотел сделать, как только встану! Но — сам. Понимаешь? Сам!

— Тогда, считай, что я тебе только помогла!

— Нет, — упрямо возразил Стас. — Есть вещи, в которых мне не нужны помощники. И даже советчики.

— Но ведь я же — твоя мама! Разве мы с папой тебе зла желаем?

Начатый разговор готов был перерасти в бесконечный давнишний спор.

Стас понял это и, желая перевести тему в другое русло, попросил:

— Дай мне лучше почитать!

— Вот это хорошо, отвлечет тебя от всяких ненужных мыслей. Но только одну книгу! — предупредила мама. — Какую?

— Курочку Рябу! — буркнул Стас.

— У тебя что — бред?

— С чего бы это? Ты разве не слышала, что папа сказал?

— Да разве его понять, когда он шутит, а когда говорит серьезно? Кстати, как в последнее время — и тебя! Где я тебе сейчас ее возьму?

— А в моих детских вещах. Ты же ведь их все сохранила! А, впрочем, не надо. Я ее и так наизусть помню. Значит, так… Жили-были дед да баба!

— Стасик! — повысила голос, догадавшись, наконец, в чем дело, мама. — Не уводи разговор в сторону. Я давно хотела тебе сказать, что Леночка, конечно, хорошая и славная девочка…

— И была у них курочка Ряба…

— Но она тебе — не пара!

— Вот снесла курочка яичко. Не простое яичко — золотое!

— Ты у меня умный, сам должен все понимать. Два высших образования. Можно сказать, без пяти минут писатель. Причем, не каких-то там бесталанных книг — а настоящих исторических романов! Это не я — Владимир Всеволодович так папе сказал. Интересы у тебя самые разносторонние, в которых даже я не разбираюсь — от античных монет до компьютерных программ. Ну, о чем вы будете с ней разговаривать? Разве что, и правда, о том, как куры в деревне несутся?

— Дед бил-бил — не разбил! Баба била-била — не разбила! — упрямо, как заведенный, все громче и громче твердил Стас.

Но и мама не уступала.

— Не понимаю, о чем она только думала? На что надеялась? И мать ей вовремя не подсказала. Дерево-то надо рубить по себе! Я ей — маме, разумеется, не дочери, хоть папа твой и возражал, даже намекнула по телефону, не сейчас, конечно, и не подумай, что все из-за того звонка — давно уже, с год назад. Прости, но это был мой долг по отношению и к тебе, и к Лене. А что? Испортила бы только жизнь вам обоим. Через полгода, самое большое — год, как теперь говорят, разбежались бы. А ну как бы дети пошли?

— Мышка бежала, хвостиком махнула…

Стас, впервые услышав, что мама, оказывается, проявила инициативу и звонила маме Лены, хотел было возмутиться. Но мысленно махнул на все рукой. Какая теперь разница?

И только сказал:

— Яичко упало и… разбилось!

— Так что, как говорится, что Бог ни делает — все к лучшему! — слегка ободренная тем, что все обошлось, как нельзя лучше: и правду, наконец, сказала, и сын, кажется, не обиделся — уверенно подытожила мама.

— Да, вот видишь, и ты в кои-то веки про Бога вспомнила! — чуть отвлекаясь от сказки, заметил Стас.

— А что — и вспомнила! Еще и в ваш с папой храм схожу — свечку поставлю. Что все оно так — само собой — получилось!

— Дед плачет… баба плачет…

В детстве при этих словах Стас всегда плакал и сам.

Вот и теперь горло у него перехватило.

По щеке, щекоча, поползла слеза.

Нужно было говорить, что курочка Ряба стала утешать стариков, обещать им снести новое яичко, уже не золотое — простое.

Но он не мог…

— Стасик… — вдруг послышалось над самым его лицом. — Ты что — плачешь? Вот дрянь, до чего довела парня…

Стас медленно открыл глаза.

И такой молчаливый, переполненный болью упрек был в его взгляде, что та не выдержала и успокаивающе зачастила:

— Все-все! Ухожу! Я попозже приду… Ладно? Примочку на лоб поменяю. Но только ты, если что — сразу зови!

Мама ушла, плотно закрыв дверь.

И о чем-то принялась разговаривать по телефону с папой.

Громко включив телевизор, чтобы Стас не мог расслышать ни слова.

Впрочем, могла и не стараться.

Он и без того знал, о чем они говорят.

Точнее, о ком.

Да и стены их новой квартиры, не то что в прежней, или в том же доме в Покровке.

Абсолютная звукоизоляция!

Теперь у папы, как и положено академику, не квартира, а настоящий дворец, и к ней — роскошная дача с соснами во дворе, дорогая машина с шофером…

А во всем остальном — да, все точно так, как было когда-то в Покровке.

Где навсегда осталась его — не его Ленка.

Что с ней…

Как она?..

Подумалось вдруг ему.

Неужели все это не сон, от которого можно проснуться, а действительно — самая страшная и непоправимая правда?..

3

— Господи! Да что же это такое делается? — взмолился Стас.

Что бы дальше ни делал Стас.

О чем бы не думал…

Все мысли, в конце концов, сходились на Лене.

На подоконник, с морозной стороны окна, села и, словно пытаясь развеселить его, смешно склонила головку с бусинками глаз синичка.

Лена с детства называла таких — зеленичками.

«И правда, — приглядевшись, согласился Стас. — Она больше зеленая, чем синяя. И почему это не увидели те, кто называл ее, а разглядела одна только Ленка?..»

Из его любимой художественной книги, которую он уже всерьез попросил маму подать ему с полки, едва он развернул ее, выпал сухой кленовый листок.

Когда они с Леной перед самым его последним отъездом чуть больше года назад, держась за руки, прогуливались по осенней дорожке, он был большой и красивый.

Красный.

С золотою каймой.

Лена подняла его и протянула Стасу:

— На вот тебе — на замять!

— Что-что? — переспросил он.

— Ну, какой же ты у меня еще непонятливый — на память! — улыбнулась ему Лена. — Посмотришь на него холодной зимой, глядишь, и согреет, как траву под наметенным сугробом снег.

Он попросил тогда что-нибудь и написать на нем.

Лена, подумав, согласилась.

Попросила авторучку, которая, как у будущего писателя, вместе с блокнотом всегда была у него в кармане.

Бережно вывела несколько букв между нежными прожилками, то и дело с ласковой улыбкой поглядывая на Стаса.

Затем вложила листок в блокнот.

И, взяв с него честное слово, что он прочитает написанное, лишь вернувшись в Москву, отдала...