Виктор Соколов - Мастерская Бога

Носитель всех дурных начал.

Хмырь на Лутавина и косо

Поглядывал. И зло бурчал...

Стремясь к окошку,

Хмырь рукою

Пометил...

Дернулся... Привстал...

И тут Чугай сказал такое,

Хмыришка

Ростом ниже стал.

Таков закон –

Ты тут сильнее,

Ты, значит, - пан.

А нет - молчи.

Так судит каторга. И с нею

Не спорь. И сердцем не сучи.

И если хевра захотела,

При встрече сделает...

Вдогон...

Чугай был сильный

Духом, телом –

Почувствовал в пути вагон.

И чувствовал Теперь Лугавин –

Покорно помощь он принял,

Хоть случай у него оставил

В душе осадок...

И не внял

Он здравой правде,

А глубоко

К Чугаю спрятал неприязнь.

... Чугай же,

Помянувший Бога,

Забыл Лутавина боязнь.

Иль сделал вид –

Он знать не может:

Чем люди платят за добро.

И, может, этот малый позже

Его подвесит за ребро...

Нет!

Он тюрьмой не верховодил,

Для жизни силы он копил.

... Он, тихий,

Корчился в проходе –

Он слабым лавку уступил.

Воспитанный

В семье крестьянской,

Постиг он с детства

Древний быт.

Но мир смиренный,

Христианский

Однажды был им позабыт.

Враз подхватило, закружило

В глухие балки и леса.

И жив ли, молодец,

Не жив ли

В гигантском вихре колеса?..

Не думал...

И, простак, доныне

Не понял, что произошло.

Зачем был лютым,

Вражий сыне?

Откуда на него нашло?..

Кем сотворилось в жизни это?

Кем стержень веры Стал смещен?..

Теперь он знает - было лето

И круговерть была ещё.

В ту пору жизнь его ломала,

Влача по ямам и камням...

Теперь душа себе внимала,

Стремилась

К изначальным дням.

Он хутор вспоминал Отцовский,

Где в детстве

Так легко жилось.

И где родным его мурцовки

Хлебнуть по горло привелось,

Когда исподтишка, нежданно

Под горькие колокола

Жизнь надвое

Войной гражданской

Вразмах разрублена была.

О, Украина,

Мать родная – Т

вой путь бунтарский –

Он не нов...

Чугай сей истины не зная,

Стал слушать

Пришлых крикунов.

Чугай, поверив комиссарам,

Родную землю распинал.

Внушал и парубкам, и старым:

- Даешь интернационал!..

Скукожились,

Притихли хаты.

Их смута бьет и в глаз,

И в бровь...

То белые кого ухватят,

То красные спровадят в ров...

Чугай -

Приготовишкой в классе

Борьбу двух классов

Постигал –

Хозяйский дух

В крестьянской массе

Железом красным выжигал.

Мотался шалый

По-над Доном

В огне пожаров и в дыму;

Почти не вспоминал о доме –

До дома нынче ли ему?..

Не ведал глупенький,

Не ведал:

Якирец, темный же такой,

Его отца

И мать,

И деда

Пришьет безжалостной рукой.

Бездумно лез

В чужие сани.

А жизнь ведет учет... ведет:..

Настанет день...

И в Судный, самый

К нему возмездие придет.

... Чугаю виделось былое –

Царицын... '

Волга...

Тишина...

Еще душа прошедшим боем

Была до дна оглушена.

Еще в глазах мелькали тени

Людей...

И конь безумно ржал.

И он, ломая страха стены,

Клинок в Россию погружал.

В единоборстве ощущений

Добра и зла Рвалась душа.

И шло прощенье –

И прощенью

Внимал он жадно, не дыша.

Шло оправданье - это надо.

Иль ты его. Иль он тебя.

Один сойдет в безличье ада,

Другой,

Беззвучно вострубя,

Украсит грудь

Отличья знаком –

Отмечен, значит, он судьбой.

И, значит, он не одинаков –

Ни «всякий в жизни»,

Ни «любой»...

И бой забытый

Он припомнил,

И снова ад увидел вдруг:

Над степью

Вздыбленные кони.

Над ними

Лес взлетевших рук.

Зигзаг молниеносных сабель,

И солнца

Желтый блеск погон.

И, может, у бойца ослабли

В обмотках ноги –

Ни бегом,

Ни даже шагом.

Словно к месту

Прирос... А может, не прирос,

А встал преградой

Честь по чести -

Один...

С винтовкой...

В полный рост...

За ним окоп –

Там к пулемету

Какой-то в кожанке припал.

Катилась конница наметом.

Один... упал...

Другой... упал....

Но беляки под пули мчались,

Спеша -

Аль голова в кустах,

Аль грудь в крестах.

И степь качалась.

И степь...

Маячила в крестах...

Тогда навстречу

Красных лава

Взметнулась, беляков круша.

Склонились Под ногами травы,

Захолонула враз душа,

Когда в дыму,

В протухшей тине,

Колюче вздыбилось,

Как ерш,

Клинками шашек ощетинясь,

Жестокосердное:

-Даешь!..

Чугай скакал,

И над собою

Вздымал сверкающий клинок.

В его глазах картины боя

Прокручивались (так в кино

с ускоренным

движеньем ленты,

герои движутся рывком...)

Степь,

Выжженная жарким летом...

Окопа бруствер...

Глины ком...

Защитников походный быт...

В траве

Спят вечным сном казаки...

Чуть дальше

Конница в атаке –

Летит земля из-под копыт.

Боец, взрывая прах ногами,

Рванул затвор –

Патрон дослал...

И в кожанке –

Лихой луганец,

Ругаясь, к пулемету встал...

Тогда второй,

Молчащий рядом –

В шинели-коконе до пят

Внимательно

Окинул взглядом

Котел степи –

За пядью пядь...

Он внешне был

Вполне спокоен.

Не проявлял душевных мук.

Был мечен оспой,

Худ и строен,

Усат и рыжеватосмугл.

Рукой, казавшейся короче,

(раненье сделало такой),

Сжав трубку,

Видно, между прочим,

Глаза прикрыл другой рукой.

Он пригляделся... он заметил:

И ярый бой, и смерть в бою.

Он схему для себя наметил...

И трубку докурил свою.

Чугай скакал,

Клинком пластая,

Срывалось удивленье с губ:

- Военный, братцы...

Это... ж... Сталин –

Догадкой вспыхнуло в мозгу.

В цепи солдат

Поднялось дуло.

Чугаю стало горячо.

Он удивился: пуля-дура

Чугая клюнула в плечо...

... Заныла рана -

Год за годом

Она пошаливала вдруг.

От неудобства,

К непогоде

Сжимался нудной боли круг

И отпускал...

Ключицы рана –

Она побоям не чета.

В волчок

Заглядывал охранник –

На всякий случай

Их

Считал.

Чугай

Глазами с ним встречался

(не шутка веки поднимать).

Вагон поскрипывал,

Качался...

Почудилось –

Качает мать.

Он, бедный, детство

Смутно помнил.

Размыли прошлое года.

Он только взрослым

Четко понял -

Родная мать нужна всегда.

В вагонном смраде,

В дымке серой,

В чужом неведомом краю

Он грубо

Наболевшим сердцем

Потерю ощущал свою.

... Его тревожило былое –

Голодный,

Мрачный Петроград.

И Бог... -

Он встречен был хвалою

Друзей...

И не принес наград.

Из меди с оловом отлитый,

В который, раз

Христос воскрес.

Коленями упал на плиты,

На спину давит

Грубый крест.

В обличье

Рабская покорность: