Бузинин Владимирович - Бузинин Сергей Владимирович. Последняя песнь Акелы-2

Всегда бойкий на язык и не дававший кому бы то ни было спуску, легионер почему-то смущенно откашлялся и, сбиваясь со второго на первое, не очень внятно передал Троцкому приглашение “на кулеш”, можно и в компании приятелей, но обязательно с гитарой. Юноша, мгновенно оценив все плюсы похода в гости, заверил названного земляка, что вскорости прибудет и помчался разыскивать друзей.

На ферму, где квартировали русские легионеры, Троцкий, словно король или невеста на выданье, заявился в окружении целой свиты.

Ветераны, уважительно поздоровались с Арсениным, недоверчиво поприветствовали Корено (бо, как черняв и на турка смахивает), настороженно оглядели арсенал Туташхиа и долго трясли руку Льва. Усадив почетного гостя на самое удобное место возле костра, незамедлительно вручили тому фляжку с водкой и тарелку с кашей.

- Ты, Левка, снедай пока, – гулко пробубнил давешний фельдфебель. – А Кирюха нам покудова историю одну доскажет. Тож про наших, про русских. Ежли ты эту байку знаешь, чай не первый день по африкам этим мотаешься, так ежли где лжа какая-нито будет, ты Кирю-то, поправь.

- Ну так вот, – бородатый брюнет с некогда симпатичным, а ныне перечеркнутым поперек сабельным шрамом лицом, продолжил прерванный появлением гостей рассказ, – у того хуторка, что Гарбузом прозывался, нагличан почитай тыща собралась, а наших, дай Бог, чтоб десяток набрался. Однова русским вражья сила не помеха....

- Как-как ты сказал? Гарбузом то селенье называли? – поперхнулся кашей Троцкий. – Может, все же Гарбсдейл?

- Может и так, – покладисто пожал плечами рассказчик. – Я в немецких прозваньях не шибко разбираюсь.

- Ты ж про англичан говорил, а тут вдруг немцы?

- А кто они, как не немцы и есть? – недоуменно дернул плечом Кирюха. – Человечьей, то бишь русской, речи не разумеют, лишь мычат, как немые! Ты, малец, меня не перебивай, а то собьюсь...

- Дык, я вообще рта не раскрывал! – возмущенно вскинулся Недополз. – Как я тя перебью-то?

- Да не об тебе речь, об Левке, – отмахнулся рассказчик. – Хотя да, какой же Лева малец? Мужик! – и вновь вернулся к повествованию.

- А командиром у наших господин Арсеньев был, не то что другим-прочим чета – цельный адмирал! Тока он как про то, что нагличане буров забижают услыхал, враз про моря-окияны позабыл, за волю-вольную драться пошел. И дружину себе подобрал такую, что там каждый, кто не Святогор, тот Илья-Муромец...

Арсенин, услыхав вольную трактовку своей истории, невольно хмыкнул и, решая, кого бы в будущем окрестить легендарным богатырем, остановил свой взгляд на Троцком. Заметив, что Корено и Туташхиа тоже уставились на приятеля, он не удержался и коротко хохотнул в полный голос.

Тем временем Кирюха разошелся во всю мощь своей недюжинной фантазии. Богатыри из адмиральской дружины лупили из пулеметов с двух рук и, закидывая супостатов связками динамита, отправляли врагов на тот свет ротами и батальонами.

- Вах, дорогой! – возмущенно вскинулся Дато, не обращая внимания на Корено, шепотом умоляющего его помолчать. – Не так всё было, да! Совсем не так! – Абрек вдруг начал что-то быстро говорить на родном наречии, потом осекся и чуть смущенно посмотрел на друга.

- Я красиво говорить не умею, пусть Лев расскажет.

Лев понимающе кивнул головой, но изложить свою версию не успел. Кирюха, тараторя, что сам он, знамо дело, в той эпохальной битве не участвовал, но всё в точности знает от приятеля из соседней роты. А тому рассказал свояк из Йоханнесбурга. И все слова его самая что ни на есть правдивая правда, потому как тот свояк чуть ли не от самого адмирала всё слышал!

Дождавшись, пока легионер закончит возмущаться и размахивать руками, Лев, обеспечивая хотя бы минутную паузу, сунул тому в руки фляжку,

- Ну-у-у, вообще-то Датико прав, – смущенно откашлялся Троцкий, густо краснея от направленных на него внимательных взглядов ветеранов. – Про ту драчку, что Кирилл... не знаю, как по батюшке, рассказывал, я знаю. Она в начале зимы случилась, когда мы в коммандо Даниэля Терона служили. Нам тогда господин Ко... – заметив напряженный взгляд Арсенина Лев осекся на полуслове, – один знающий человек сообщил, что в Гарбсдейле уланский эскадрон на постой встал. Если кто не знает, народа в том эскадроне чуть меньше сотни сабель, а уж никак не тысяча. У Даниэля тогда под рукой своих сорок стрелков ходили, ну и мы, грешные. Всеслав Романович, Дато (а он один десятка стоит!), Коля вон Корено и я.

Видя, что его никто не перебивает и его словам сосредоточенно внимают , Лев облегченно перевел дух и дальше рассказывал уже спокойно.

- К Гарбсдейлу мы тогда ранёхонько подъехали, только-только рассветать стало. А там все спят. Даже часовой и тот, на винтовку опершись, носом клевал. Пока Дато часового снимал, я к коновязи скользнул, чтоб лошадям бабки распутать. А как всё коммандо подошло, тут и началась потеха. Палатки мы и впрямь, шашками динамитными закидали. Тех, кто выбегал, мы в плен брали, а кто сдаваться не хотел, правда, маловато таких набралось, так те сами свою смерть выбрали.

- А кулемет?! – завопил вдруг Кирюха, перебивая рассказчика. – Я доподлинно знаю, что там кулемет был!

- Имелся пулемет, – покладисто кивнул Троцкий. – Только не у нас, у англичан. Гарбсдейл – это ж просто большая ферма. Дом хозяйский. двухэтажный, каменный, вокруг стена из булыжников, футов восемь высотой. Вдоль той ограды англичане палатки разбили. Вот в них почти весь эскадрон и разместился. А офицеры, их с денщиками человек семь набралось, в доме обосновались. Правда, мы про то еще не знали. Как заваруха началась, из того дома по нам пулемет и ударил. Ван Заггена и Хольсдорфа первой очередью насмерть свалило, еще троих оцарапало. Да только недолго музыка играла. Дато и Всеслав Романович с коней на изгородь забрались, а Коля им с земли зажженные шашки подкидывал. Вот господин капитан с горцем на пару тот пулемет динамитом и забросал. В общем, там дел-то, дай Бог, чтоб на полчаса вышло, а никак не с утра до ночи. Человек сорок мы до смерти побили, остальных в плен увели, а вы тыщи – тыщи...

- Ты, Левка, конечно, не брешешь, – рассудительно кивнул фельдфебель, подкладывая кашу в тарелку Троцкому. – Не тот ты человек, чтоб брехать. Да только сдается мне, что про разные дела разных людей мы баем. Так что ты, друг мой ситный, свои подвиги с адмиральскими геройствами не ровняй. А что под тем Гарбузом адмирал лично нагличан с кулемёта сек, про то людям доподлинно известно. А народ, Лева, он врать не будет...

Лев, ошарашенный подобной сентенцией, начал возмущенно пыхтеть что-то про негативное воздействие какого-то француза со странной фамилией Пиар на общественное сознание, интерпретации имиджа и культовой мифологии. Однако, вместо ожидаемого понимания, он нарвался на удивленно-обиженное: “коль душу облегчить хошь, так и пусти по матери, а не лайся по-басурмански!”, и обескуражено умолк. А мгновением позже, Арсенин, не переставая посмеиваться, тихонько прошептал удрученному Льву, что коль попал в эпические герои – молчи, а не можешь молчать – пой! Кысмет – судьба такой, однако! Понимая, что капитан прав, а страсти и без него разгораются нешуточные, Троцкий запел.