Unknown - hollis d pereval v seredine puti

* Madame Bovary , p. 211.

** Ibid, p. 230.

Анализ случаев из литературного творчества

145

внутри. Несмотря на то, что они являются уникальО

ными персонажами романов великих художников,

в их судьбе запечатлены типичные черты кризиса

среднего возраста.

Совершенно иные события изобразил ДостоевсО

кий в своей повести «Записки из подполья». ОпубО

ликованная в 1864 г., она восставала против культа

прогресса, технократии и наивной оптимистической

веры в способность Разума осчастливить мир, изО

бавив его от всех бед и напастей. На первом месте в

этом произведении стоит даже не анализ современО

ной эпохи, а глубинное, ожесточенное столкновение

с Тенью. Очень немногие писатели смогли показать

внутренний мрак так честно и проникновенно, как

это сделал Достоевский.

«Записки из подполья» начинаются на некотоО

рой лирической ноте, не совсем типичной для возО

вышенной литературы Викторианской эпохи: «Я

человек больной… Я злой человек. НепривлекательО

ный я человек. Я думаю, что у меня болит печень.

Впрочем, я ни шиша не смыслю в своей болезни и

не знаю наверное, что у меня болит…» Далее следует

нарциссический монолог безымянного рассказчика:

«А впрочем, о чем может говорить порядочный чеО

ловек с наибольшим удовольствием? Ответ: о себе.

Ну, я так и буду говорить о себе». И далее он описыО

вает свои страхи, свои проекции, свою ярость, свою

ревность — то есть все природой данные человечесО

кие черты, которые тот стремится в себе отрицать, отмечая как бы между прочим, что «все это делают; болезнямиОто и тщеславятся, а я, пожалуй, и больше

всех»*.

Человек из подполья открыто говорит о том,

что все мы делаем на стадии первой взрослости, а

именно о реакциях на травмы, которые наносит нам

* Ф.М. Достоевский, Записки из подполья . Собр. соч., т. 4, с. 452–455. Л.: «Наука», 1989.

146

Глава 4

жизнь. Мы выстраиваем особый травматический

стиль поведения и находим рациональные аргуменО

ты и оправдания для нашего искаженного, отсталоО

го взгляда на жизнь. Однако человек из подполья не

пытается найти разумные оправдания ни для себя, ни для нас. Читатель хочет видеть его в лучшем свеО

те, ибо его самообвинения фактически относятся к

каждому из нас. Но, как он говорит: «Ну, разве можО

но, разве можно хоть сколькоОнибудь уважать себя

человеку, который даже в чувстве собственного униО

жения посягнул отыскать наслаждение?»* Он считаО

ет, что человек — «это существо на двух ногах и неО

благодарное. Но это еще не главный его недостаток; главнейший недостаток — это постоянное неблагоО

нравие»**.

Человек из подполья отказывается стать достойО

ным любви или прощения. Он отказывается сойти с

крючка и отпустить с него читателя. Читать его самоО

анализ — занятие не из приятных, однако он « нарочА

но» называет себя антигероем***. Он — герой в своем

неблагонравии, и его честность заставляет читателя

совершать такие же открытия. Так, он замечает: Что же собственно до меня касается, то ведь я

только доводил в моей жизни то, что вы не осО

меливались доводить и до половины, да еще труО

сость свою принимали за благоразумие, и тем

утешались, обманывая сами себя. Так что я, поО

жалуй, еще «живее» вас выхожу****.

Кафка какОто заметил, что нужно проделать огО

ромную работу, чтобы топором прорубить замерзО

шее море внутри нас*****. «Записки из подполья» — это

именно такая работа. КоеОкто до сих пор подвергает

*

Ф.М. Достоевский, Записки из подполья , с. 462.

**

Там же, с. 472.

*** Там же, с. 549.

**** Там же.

***** Selected Short Stories of Franz Kafka , p. xx.

Анализ случаев из литературного творчества

147

сомнению литературные достоинства этой повести, видя в ней в основном обвинение эпохе легковесного

оптимизма. Но мы можем рассматривать также «ЗаО

писки из подполья» и как описание усилий человека, стремящегося в среднем возрасте не потерять конО

такт с самим собой. Между тем столкновения человеО

ка с собственной тенью не так уж редко встречаются

в литературе: от Хотторна до Мелвилла, По, Марка

Твена, «Джекиля и Хайда» Стивенсона и «Сердца

тьмы» Конрада Достоевский ведет нас прямо в чрево

чудовища. Он раскрывает потайные уголки человеО

ческой души, которые люди стремятся запрятать как

можно подальше. Но чем больше усилий тратится на

подавление и расщепление обильной и вязкой Тени, тем сильнее она проявляется в проекциях и опасном

отыгрывании, как мы уже видели на примере Фауста

и Эммы Бовари.

Каким бы болезненным ни было наше столкО

новение с Тенью, оно воссоединяет нас с нашей чеО

ловеческой природой. Оно запускает спонтанную

жизненную энергию, которая, если ею управлять

осознанно, может обеспечить необходимое изменеО

ние и обновление. Конечно, из нарциссизма трудно

извлечь чтоОто полезное, но, по крайней мере, его

можно ограничить и тем самым избавить окружаО

ющих от его травматического воздействия. Говоря

словами современника Достоевского, Шарля БодО

лера, человек из подполья — « мое подобие, брат

мой »*.

Человек, призванием которого является искусстО

во, воплощает и перевоплощает свой миф, иногда соО

знательно, иногда — неосознанно. Великий поэт У.Б.

Йетс прошел через множество трансформаций. По

свидетельству современников, некоторые его друзья

обижались на поэта, сталкиваясь с новым его воплоО

* An Anthology of French Poetry from Nerval to Valery in EngА

lish Translation , p. 295.

148

Глава 4

щением, так как привыкали к прежнему. Вот ответ

поэта:

Друзья считают, что мне нельзя,

Никогда изменять свои песни,

Если бы им было дано знать, что стоит на кону: Так я изменяю самого себя*.

Три поэта, о которых пойдет речь далее, приклаО

дывали сознательные усилия для работы над своО

им личным мифом. Так как великие мифы о жезле

и митре, то есть о фундаментальной власти трона и

церкви, постепенно сошли на нет, людям осталось

только искать свой собственный путь через пустыО

ню. Большинство современных произведений искусО

ства свидетельствуют о нашей потребности пройти

сквозь каменную стену прошлого, рядясь в одежду

из символов, которая вроде бы неплоха сама по себе, но главным ее предназначением является всеОтаки

вычленение значений из личного опыта. Если сеО

годня духовные источники прошлого оказываютО

ся недоступны для художников, то тогда в качестве

ориентиров они могут использовать только коордиО

наты души, сконструированные из осколков личной