Катарина Валентэ - сказка

Когда шок начал проходить, на Сентябрь навалился судорожный кашель. На коленях и локтях она поползла вперед прочь из Опасного и Несговорчивого Моря на берег. Сердце не прекращало бешено колотиться и требовало больше времени на отдых. Сентябрь зажмурилась и уступила. Когда она открыла глаза снова, то почувствовала, как выровнялось ее дыхание, и еще как пляж подступил почти к самому её подбородку. На самом деле она провалилась сквозь толстый слой собранного волнами мусора: лепестки красных роз, ветки, колючие листья, желтоватую шелуху каштанов, сосновые шишки, проржавевшие оловянные колокольчики и кусочки скорлупы яиц малиновки. Сентябрь поднялась и, тяжело переступая, стала продираться сквозь эту странную, сладко пахнущую топь, надеясь отыскать твердую почву. Земля, недавно столь желанная, оказалась не тверже моря; зато здесь она могла спокойно и глубоко дышать, не взирая на то, что поломанные ежевичные кусты больно царапали в кожу и приходилось часто спотыкаться.

«Не так уж и долго я в Королевстве Фей , а уже готова расплакаться» - подумала Сентябрь и больно прикусила язык. – «всё равно , лучше это, чем барахтаться в холодной воде». И действительно, по мере того, как она удалялась от моря, мусорная топь ощутимо мельчала. Наконец, ноги проваливались уже ниже коленей, и с облегчением Сентябрь подумала, что идти теперь также просто, как и по глубокому снегу. Она подняла голову и увидела вдалеке высокие серебристые скалы, испещренные маленькими деревцами, только смелостью и большим упрямством добывавшими себе среди камней воду. Они прорастали вбок, но, сильно искривившись, вытягивались вверх. Крупные, длинношеие птицы, сверкая в послеполуденном солнце сапфировыми перьями, копошились и кричали в листве. Устало и часто дыша от изнурительной ходьбы, Сентябрь решилась стереть остатки гномьей мази с глаз, чтобы хоть как-нибудь пережить собственное одиночество. Сделав это, она повернулась назад, чтобы взглянуть на извилистый, оставленный ею след, - но к удивлению обнаружила, что ни розовых лепестков, ни скорлупы, ни ветвей на взморье не было вовсе. Пляж сверкал золотом. Настоящим золотом вплоть до самой кромки фиалково-зеленой воды: тут были дублоны и пиастры, ожерелья, короны и длинные блестящие скипетры, слитки и блюда: все это блестело так, что Сентябрь невольно прикрыла глаза рукой. Теперь выбирать направление движения было бессмысленно, - во все стороны берег был сплошь золотым.

Сентябрь почувствовала, сколь же сильно она хочет есть. И что вода, насквозь пропитавшая одежду, причиняла не меньше страдания. Немного уняв дрожь, Сентябрь скрутила волосы и выжала их прямо на большущую корону; затем то же проделала с подолом своего оранжевого платья. Пришел в себя и жакет : с досады на своё безвольное бездействие, связанное с недолгим утоплением, он спешно раздувался и развевался на морском бризе до тех пор, пока полностью не просох. «Странно здесь всё, - подумала Сентябрь, - хотя Зелёный Ветер наверное смог бы объяснить мне. Но его нет рядом. И не будет, так что незачем оставаться дольше на берегу. У девочек за неимением Леопарда всё-таки всегда были ноги; и я же не загорать сюда пришла». Последний раз она взглянула на фиалково-зеленые волны прибоя. Какое-то странное неведомое чувство затрепыхалось в груди; она не могла определить точно, но чувствовала, что и море и небо имеют к нему отношение. Тем не менее еще глубже, затуманивая эту сверкающую и сияющую рябь, урчал ее желудок. Необходимость отыскать каких-нибудь ягод, или кого-то, кто мог продать мяса или свежего хлеба была важней, поэтому таинственный трепет Сентябрь аккуратно сложила и пристроила в глубине своего сознания так, чтобы он ни в коем случае не перегнулся или истерся. Итак она отвернулась от моря и зашагала вперед.

Пройдя совсем немного, она увидела инкрустированный камнями скипетр и благоразумно решила забрать его с собой. «А вдруг мне придется кого-то подкупить или закупить что-нибудь в дорогу. Да и не то может случиться. Не воровать же мне тогда». Довольная своей предусмотрительностью Сентябрь отправилась дальше, опираясь на скипетр, как на походную трость.

Но идти было не так уж легко. Оттолкнуться и сделать шаг мешала отполированность и сыпучесть золотых монет, расползавшихся в разные стороны; Сентябрь заметила, что подобное происходит только с ее единственной обутой ногой. Пальцы же босой ноги легко проминали поверхность и не скользили вообще, - но как бы то ни было, каждый шаг порождал перезвон отброшенных назад монеток, и к полудню, по грубым подсчетам Сентябрь, это количество приблизилось к национальному золотому фонду Финляндии. Взрослость этой мысли отвлекла внимание девочки, поэтому длинная своеобразная тень разверзлась на ее пути совершенно незаметно.

В Омахе указатели пишутся либо белыми буквами на ярко-зеленом фоне, либо черными – на белом. Сентябрь понимала всю их значимость. Но указатель, возникший перед нею, возвысившийся над нею, смотрел на неё отбеленными ветром глазами с искусно-вырезанного из дерева женского лица, тронутого выражением спокойствия и незначительной эрозией. Золотистый глубокий солнечный свет Королевства фей , играя тенями в ее волосах, подчеркивал скрупулезность и мастерство резчиков. За спиной женщины развевались широкие крылья (совсем как на трофее по плаванию); рук у нее было четыре и вытянуты они были в различных направлениях. На ладони руки, указывающей за спину, приблизительно на восток, как раз как и шла Сентябрь, было выгравировано очень изысканным шрифтом:

ПОТЕРЯЕШЬ ДОРОГУ.

Рука, задранная вверх в северном направлении к верхушкам скал, предупреждала:

ПОТЕРЯЕШЬ ЖИЗНЬ.

Южное направление еще рука указывала на море, и на ней можно было прочесть

ПОТЕРЯЕШЬ РАССУДОК.

Рука, указывавшая на запад, в сторону некрупного мыса, где вроде обрывалась золотая пашня пляжа, была украшена надписью

ПОТЕРЯЕШЬ СЕРДЦЕ.

Сентябрь прикусила губу и задумалась. Расстаться с жизнью в ее планы точно не входило, так что к скалам она не пойдет. Потерять рассудок ей хотелось чуточку меньше; тем более, если по скалам подниматься она умеет без какой-то помощи, для сооружения более-менее непотопляемого судна Сентябрь не замечала ничего подходящего, а на плоту из золота она пошла бы прямиком ко дну. Потерять дорогу ей и так уже однажды пришлось, так что за многие мили ей этот путь уже наскучил. И кроме того, заблудившийся не может знать куда он придет, а это категорически отличалось от ее планов прийти куда-нибудь, пусть она и не знала куда нужно было идти. Куда-нибудь где точно есть пища, а еще кровать и камин; и что так не похоже на Здесь: где только холодное бушующее море и золото.