Бьернстьерне Бьернсон - Свыше наших сил (1 часть - 1883, 2 часть

И образы народной фантазии тут, естественно, такие же. Они тоже грандиозны. В сагах, сказках словно навалены друг на друга целые континенты, а сверху еще нагромождаются айсберги с северного полюса. Да, ты вот улыбаешься! Но ты послушай-ка саги! Поговори с простым народом, и ты сразу узнаешь, что пастор Адольф Санг им всем пришелся по сердцу. Его вера — их вера. Он явился сюда с довольно значительным состоянием и почти все роздал нуждающимся. Так нужно. Такова христианская вера. А когда он отправляется за несколько десятков миль к какому-нибудь бедному больному, чтобы помолиться с ним вместе, сердца их раскрываются и свет нисходит на них! Иногда его видят в море в самую невероятную погоду; он один в маленькой лодочке, а порой с ним дети... Он ведь брал с собой детей, когда им едва исполнилось шесть лет... Он совершает чудо, потом отправляется в другой рыбачий поселок и опять совершает чудеса! От него уж теперь словно ждут все больших и больших чудес. Если бы я не противилась, то у нас уже не осталось бы ни гроша, возможно, и его самого не было бы в живых. Может, и детей наших не было бы! О себе я уж не говорю. Моя жизнь кончена.

Ханна.Значит, ты все-таки не сумела противиться?

Клара.Может быть, на вид это и так. Но я противилась. Не тем, конечно, что устраивала ему сцены,— сцен я не устраивала. Это ни к чему не привело бы... Нет. Мне приходится каждый раз придумывать что-нибудь но­вое... обязательно совсем новое, иначе он догадается. Ах, как это мучительно!

Ханна.Ты сказала — придумывать что-нибудь?

Клара.Видишь ли, ему одного не хватает: чувства реальности. Он видит только то, что хочет видеть. Например, он ни в ком не замечает ничего дурного, вернее, видит дурное, но не обращает на него никакого внимания. «Я обращаюсь лишь к тому доброму, что есть в каждом человеке!» — говорит он. И когда он говорит с людьми, все они становятся добрыми, абсолютно все. Когда он смотрит на людей своими детскими глазами, кто может остаться дурным? Но дальше начинается безумие: он жертвует нами для всех этих людей! Он губит нас! Представь себе: он совершенно не считается со своими материальными возможностями. Он неисправим. Если бы ему позволить, он отдал бы последнее. Отдал бы, не подумав о том, что на следующий день не на что будет жить. «Господь воздаст, ибо он повелел нам отдавать и сказал, что рука дающего не оскудеет»... В бурю, когда самые опытные моряки не решаются выйти в море ни в большом боте пастора, ни даже на корабле,— он отправляется в маленькой лодке да еще берет с собой одного из детей. Однажды в горах его застиг туман, и он пробыл три дня без пищи и воды. Его искали, нашли и привели в поселок. А через неделю он готов был снова в любое ненастье повторить такое же путешествие! Его ожидал больной!

Ханна.Но как он выносит все это?

Клара. Он все может вынести. Он засыпает, как усталый ребенок, и спит, спит, спит. Потом просыпается, что-нибудь ест и уже готов бодро приняться за работу. Он стоит вне всего земного, потому что совершенно невинен душой.

Ханна.Как ты любишь его!

Клара.Да, это единственное, что мне осталось. Меня угнетает мысль о детях.

Ханна.О детях?

Клара.На них плохо отразилась жизнь здесь. Во­круг не было никакого порядка, ничего определенного. Все сбивало их с толку. Они делали все, что им нравилось. Никаких размышлений, все по наитию. Они были уже подростками, а умели только читать и писать. А как я боролась за то, чтобы они уехали отсюда! И как трудно мне было все эти пять лет находить средства, чтобы дети могли жить в городе и получить хоть какое-то образование! Да, это отняло у меня последние силы. Но теперь все, позади...

Ханна.Дорогая моя, дорогая!

Клара.Почему ты так говоришь? Уж не вздумала ли ты жалеть меня? Меня, прошедшую свой жизненный путь с самым лучшим человеком на земле, с человеком чистейшей души! Из-за этого, конечно, жизнь становится короче... да… все сразу иметь нельзя... Но променять эту жизнь на какую-то другую... Да что ты, милая!

Ханна.Он же разбил всем вам жизнь!

Клара.Ну да, конечно, почти что так. Правильнее было бы сказать: он не успел разбить жизнь всем — этого ему не позволили. Он ведь охотно разбил бы и свою жизнь, если бы ему позволить. То, что он делает, это свыше сил!

Ханна.Свыше его сил? Но ведь он способен творить чудеса и ему не страшны никакие опасности?

Клара.А ты разве не понимаешь, что и чудеса-то бывают потому, что все это свыше его сил?

Ханна.Ты пугаешь меня! Что ты хочешь сказать?

Клара.Я хочу сказать, что все пророки были такими, как он, — и иудейские, и языческие пророки. Они все могли свершить гораздо больше, чем мы, в известном смысле, но именно потому, что в других отношениях им не хватало очень многого. Да, да, я об этом часто думала.

Ханна.Но разве ты не веришь?

Клара.Верю? Что ты под этим разумеешь? Мы с то­бой происходим из старой семьи скептиков с обостренными нервами, осмелюсь сказать — из семьи интеллигентов! Я восхищалась Сангом еще в юности. Он был ни на кого не похож! Он был лучше всех! Я восхищалась им до такой степени, что полюбила его. Нет, меня привлекла не его вера... В нем есть что-то совсем особое. Давно ли я стала верить так же, как он? Не знаю…

Ханна.Не знаешь?

Клара.Да. Я была так измучена, что мне некогда было разобраться. Ведь на это нужно время. А мне приходилось выкарабкиваться то из одной трудности, то из другой. Я слишком рано была сломлена всем этим. Я уже была не в силах задумываться над большими вопросами.

Я уже едва понимаю, что правильно, что неправильно. С простыми вопросами, конечно, я справляюсь... Но с более сложными... Я просто делаю все, что могу... То же и с верой... На большее у меня не хватает сил...

Ханна.А он знает об этом?

Клара.Он знает все. Ты думаешь, я скрываю от него что-нибудь?

Ханна.Но разве он не хочет, чтобы ты верила в то, во что он сам верит?

Клара.Ничуть! Он говорит, что вопрос веры, если хочешь избежать вечной гибели, — дело божье. Наше дело быть правдивыми, добрыми. И если мы правдивы и добры, то тем самым уже верим, и, это будет зачтено на том свете или при нашей жизни. О, он совершенно цельный человек!

Ханна.Но ведь он старается распространить свою веру?

Клара.По-своему — да. Но, знаешь, он никогда не настаивает на своей правоте. Он совершенно одинаково снисходителен ко всем. О, равных ему нет!

Ханна.Ты видишь его таким же, каким он казался тебе в первые дни вашей любви. Только твои глаза уже не так молоды.

Клара.Да... Только мои глаза уже состарились...