Берт Хеллингер - И в середине тебе станет легко

Еще во время свадебного празднества умерла прекрасная Эвридика, и полный бокал разбился до того, как он успел его пригубить. Но для великого Орфея смерть еще не означала конец. С помощью своего великого искусства он нашел вход в преисподнюю, спустился в царство теней, переправился через реку забвения, прошел мимо Цербера и живым предстал перед троном бога мертвых и тронул его сердце своей песней.

Бог мертвых отпустил Эвридику, но при одном условии, а Орфей был так счастлив, что не заметил коварства, скрытого за этой милостью.

153

Он пустился в обратный путь, а позади слышал шаги любимой жены. Невредимыми прошли они мимо Цербера, переправились через реку забвения, начали подниматься к свету и уже видели его издалека. Тут Орфей услышал крик — Эвридика споткнулась, — в испуге обернулся, успев еще увидеть тень, падающую в ночь, и остался один. И, потеряв самообладание от боли, он запел прощальную песню: «Ах, я потерял ее, все мое счастье теперь позади!»

Сам он нашел дорогу обратно к свету, но, после того, как он побывал у мертвых, жизнь потеряла для него всякий интерес. Когда пьяные женщины хотели отвести его на праздник молодого вина, он отказался, и они разорвали его на куски.

Так велико было его несчастье, так бесполезно его искусство. Зато его знает весь мир!

Другой Орфей был человеком маленьким. Он был простым уличным певцом, выступал на маленьких праздниках и играл для маленьких людей, он приносил им маленькую радость и сам получал от этого удовольствие. Так как за счет своего искусства второй Орфей жить не мог, он освоил еще одну, обычную, профессию, женился на обычной женщине, у него были обычные дети, при случае он грешил, был совершенно обыкновенно счастлив и умер старым и пресыщенным жизнью.

Но никто не знает его. Кроме меня.

Осел

Некий господин купил молодого осла и сразу стал приучать его к тяготам жизни. Он навьючивал на него тяжелые грузы, целыми днями заставлял работать, а поесть давал не больше, чем было необходимо, чтобы тот не умер с голода. Так маленький ослик превратился вскоре в самого настоящего осла.

Когда приходил его господин, он падал на колени, низко склонял голову и с радостью позволял нагрузить на себя любую тяжесть, даже если чуть не падал.

154

Тем, кто это видел, было жаль осла. Они говорили: «Бедный осел!» — и старались сделать для него что-нибудь хорошее. Один попытался дать ему кусок сахара, другой кусок хлеба, а третий даже попробовал заманить его на свое зеленое пастбище. Но тот показал им, каким он был ослом. Одного укусил за руку, другого лягнул в бедро, а с третьим был упрям, как осел. Тогда они сказали: «Ну и осел!» — и оставили его в покое.

А у своего господина он ел с руки, пусть даже это была простая солома. Господин всюду расхваливал своего осла и говорил: «Это самый большой осел, которого я когда-либо видел!». Он дал ему имя Иа.

Позже люди не могли прийти к единому мнению о том, как правильно произносится это имя, пока один диалектик из Баварии не решил, что оно должно звучать так: «И я».

Выход

Где-то на юге, когда день еще только-только занимался, одна маленькая обезьянка взобралась на пальму, принялась размахивать тяжелым кокосовым орехом и орать во все горло.

Это услышал верблюд, подошел поближе, посмотрел на нее и спросил: «Что это с тобой сегодня?»

«Я жду большого слона. Я так долбану его кокосом, что у него череп треснет и искры из глаз посыплются!»

Но верблюд подумал: «Чего же ей все-таки надо?»

Около полудня пришел лев, улегся под деревом и собрался было вздремнуть. Тут он услышал крики маленькой обезьянки и спросил: «Что это с тобой сегодня?»

«Я жду большого слона. Я так долбану его кокосом, что у него череп треснет и искры из глаз посыплются!»

Но лев подумал: «Чего же ей все-таки надо?»

После полудня пришел носорог, услышал обезьянкины вопли, удивился и спросил: «Что это с тобой сегодня?»

«Я жду большого слона. Я так долбану его кокосом, что у него череп треснет и искры из глаз посыплются!»

155

Но носорог подумал «Чего же ей все-таки надо?» Вечером пришел большой слон, потерся о пальму, стал срывать хоботом листья и есть. Но маленькая обезьянка сжалась среди ветвей в комок и сидела тихо, как мышка. Но вот большой слон поднял голову, увидел маленькую обезьянку и спросил: «Что это с тобой сегодня?»

«Ничего. Я тут, правда, что-то такое сегодня кричала, но ты же не станешь принимать это всерьез!»

Но слон подумал: «Чего же ей все-таки надо?» Потом протрубил своему стаду и потопал прочь. Маленькая обезьяна долго еще сидела тихо. Потом взяла кокос, спустилась на землю и так треснула им о камень, что он лопнул. Потом выпила молоко и съела мякоть.

Мера

Некий человек пробирается сквозь толпу по ярко освещенным, празднично украшенным в преддверии Рождества улицам, и вдруг внимание его привлекает магазин, над которым переливается огнями название «Деликатесы со всего мира».

Он останавливается и начинает разглядывать разнообразнейшие вкусности, так аппетитно разложенные перед ним, что у него даже слюнки текут.

Затем он прищелкивает языком и говорит: «Вот теперь я бы и вправду с удовольствием съел — кусочек черствого хлеба».

Два рода удовольствия

По бесконечно далекой трудной дороге тащится голодный и тяжело нагруженный осел. Справа зеленая лужайка, слева зеленая лужайка. Но он говорит: «Я пойду моим путем».

Другой осел пасется на зеленой лужайке. Справа длинная трудная дорога, слева длинная трудная дорога. Но он говорит: «Мне и здесь хорошо».

156

Невиновность

Некий человек, стремясь уйти от того, что так долго его угнетало, решается пойти новой, незнакомой дорогой. Легко ступая, идет он вперед и к вечеру доходит до высокой горы. Желая отдохнуть, он осматривается и видит перед собой вход в пещеру. Он подходит ближе и хочет войти внутрь, но вход оказывается закрыт железной дверью.

«Странно, — думает он, — но, может, что-нибудь произойдет». Усаживается напротив и смотрит то на дверь, то в сторону, то на дверь, то в сторону. Через три дня, в очередной раз посмотрев в сторону и снова на дверь, он видит, что она открыта. Он быстро проходит в пещеру, устремляется вперед и снова оказывается снаружи.

«Странно», — думает он, трет глаза, садится и немного поодаль замечает небольшой снежно-белый круг, и в этом маленьком белом кругу он видит себя самого — запертым, скрючившимся и сияюше-белым. А вокруг, словно стремясь ворваться внутрь, заплясали гигантские черные языки похожего на тень пламени.

«Странно, — думает он, — но, может, что-нибудь произойдет». Усаживается напротив и смотрит то туда, то в сторону, то туда, то в сторону. Через три дня, в очередной раз посмотрев в сторону и снова на круг, он видит, что тот размыкается и черное пламя-тень прорывается внутрь, круг увеличивается в размерах, и он может наконец выпрямиться.