Дима - ПОНЕДЕЛЬНИК

Тебя раздражает, что не удалось поговорить с Адель, и что вместо этого надо было

выслушивать монологи «ни о чем» какого-то незнакомого и неинтересного тебе человека.

Столько времени потрачено зря (можно подумать, ты из тех, кто распоряжается временем с

умом). Тебе действует на нервы, что проблема до сих пор не решена и снова не получилось

занять денег. А теперь, когда еще Адель успокоится и опять сможет тебя принять?

99

Ни мысли о погибшем Степане Михайловиче, ни атома сочувствия Адель Семеновой, –

твоя душа как яйцо выеденное и теперь осталась лишь хрупкая скорлупа. Бредешь по

обледенелым переулкам Вышнего, но тебе невдомек, что какую-то секунду назад оборвалась

последняя связь с этим миром, с жизнью, и теперь нет ни малейшей гарантии, что ты

сумеешь добраться до дома в целости.

Но ты подспудно чувствуешь это. Постепенно тебя начинает колотить от волнения, затем

просачивается страх, затем ужас, необъяснимый и как будто беспричинный, и он, наконец,

поглощает твое сознание полностью. Ты только чуешь – позади тебя, где-то далеко, а, может

быть, совсем близко осталось что-то очень важное, и никак уже это не подобрать, не

засунуть обратно. Ты бредешь по обледенелым переулкам Вышнего и громко воешь от

отчаяния. Ведь ты точно знаешь, что смерть поблизости.

И ты загнанно вращаешь глазами, и рвешь на себе одежду, тебе больше не холодно –

тебе душно. Ты постоянно теряешь дорогу, уже не можешь с точностью сказать, куда именно

идти, где же дом. Ты воешь и скулишь, и хныкаешь ребенком, и бьешь себя руками по

голове. Что-то очень важное осталось позади, но, может, есть еще время ухватиться за эту

стремительно ускользающую ниточку связи с миром и жизнью? Ты вернешься назад и

будешь искать хоть всю ночь, хоть замерзнешь на улице, но будешь искать.

Ты оборачиваешься и вздрагиваешь от неожиданности. Позади тебя, в отдалении,

горбится человек. Он торчит посреди заснеженной улицы. Он следит за тобой, хотя лица его

на таком расстоянии не разглядеть. Неподвижный человек внимательно, изголодавшись,

наблюдает за каждым твоим движением. И ты вспоминаешь, кто это. Несколько дней назад

тебе уже приходилось видеть этого нелюдя, – перед тобой тот самый бродяга из травпункта,

что оставил после себя на кушетке расплывшееся пятно вязкой крови. Путь назад отрезан,

понимаешь ты.

И если не хочешь, чтобы его гнилые зубы впились тебе в руку, надо бежать. Ты

срываешься с места и, что есть мочи, несешься вперед, подальше от сгорбленного человека,

и, как ни ужасно, все необратимо дальше от твоей спасительной ниточки, от той оброненной,

но такой важной мелочи. Сейчас ты сворачиваешь в боковой проулок и краем глаза

замечаешь, что нелюдь по-прежнему стоит на том же месте и все так же пристально за тобой

наблюдает. Кажется, будто он жестоко улыбается коричневыми зубами и глухо ими клацает.

И хотя погони нет, бездействие сгорбленного человека пугает тебя даже сильнее.

Ты носишься по пустынным, темным переулкам Вышнего, по дорогам с утрамбованным

снегом, тщетно надеясь встретить хотя бы одного живого человека, тщетно пытаясь

вспомнить, куда же бежать и где твой дом. Ты плачешь, и слезинки густеют у тебя на

подбородке, а затем превращаются в маленькие ледышки. Ты плачешь потому, что звуки

снова исчезли. Как тогда в твоей квартире. Есть только слабые, жалкие звуки, издаваемые

тобой, а вокруг опять собирается кромешная и враждебная тишина. Город пропитывает свои

улицы этой тишиной, чтобы изгнать загнать тебя в ловушку, прижать к ногтю. Направо,

прямо, прямо, быстрее, а здесь налево и снова направо, прямо, прямо… Ты мечешься по

вымершему городу, пока, наконец, не обнаруживаешь в одном из переулков ее .

Она стоит возле дома, поблескивающего изморозью, руки сложила за спиной, глядит на

тебя внимательно и хладнокровно. Она кошмарнее любого нелюдя с отвратительным горбом

и сгнившими зубами. Девочка из твоего сна, в небесно-голубом платьице, с голубыми

бантами, в белых носочках и черных лакированных туфельках. На улице тридцатиградусный

мороз, а она, как ни в чем не бывало, стоит возле дома и испытывающе смотрит прямо на

тебя, будто все это игра, все понарошку. Проснись же.

Ведь в последний раз встреча с девочкой произошла во сне, а, значит, и сейчас тебе все

только снится. Надо лишь проснуться. Проснись, молишь ты себя, но ровным счетом ничего

не происходит. Звуков нет, город мертв, холодная бесконечная ночь, и тебя судят. Между

вами примерно двадцать шагов. Девочка вытягивает вперед пухлые ручки, словно

гостеприимно предлагает забыться в ее крохотных объятиях, но это обманка, ловушка. Ты

замечаешь в центре ее ладоней по черному кружку. Отверстия. Через секунду в двух метрах

100

от тебя, прямо из воздуха, начинают выделяться знаки. Стройными рядами из какой-то

невидимой щели наружу маршируют черные буковки, циферки и прочие символы. Они

медленно приближаются к девочке и беззвучно, мягко просачиваются в отверстия на ее

ладонях. Это бессвязное послание, ты ничего не можешь прочесть. Но кажется, будто

девочка решила высосать твою реальность. До остатка. В ужасе зажмуриваешь глаза.

Когда ты открываешь глаза через некоторое время, букв и знаков уже нет, а руки девочка

снова прячет у себя за спиной. Она не изменилась (ничего вокруг не переменилось) и,

похоже, не моргает, никогда – только смотрит. Ты ее боишься. Но как убежать, если ноги не

слушаются? И куда спрятаться от этого чудовищного создания? Будто бы прочитав твои

мысли, девочка еле заметно улыбается одними уголками губ и широко раскрывает рот. Ты

ясно видишь блестящую алую полость. Ясно видишь, как она начинает постепенно,

миллиметр за миллиметром увеличиваться, хотя еще больше открыть рот девочка вроде бы

не в силах. Вот уже губы подвернулись и наползают на ее лицо, утягивая за собой нереально

размягчившуюся челюсть. Сейчас, если это не прекратить, ребенок обернется вывернутым

наизнанку шматом мяса и желеобразных костей, затем поглотит самое себя и, как знать,

возможно, утянет следом все вокруг. Либо ты проснешься, либо умрешь.

Неожиданно возвращается способность двигаться. И ты бежишь. Вид сжирающей себя

девочки настолько отвратителен и невообразим, что тебя просто кидает в сторону, не надо

даже прикладывать усилий, – ноги сами несут тебя, ты кричишь от страха и бежишь, лишь

бы оказаться подальше от смертоносной расширяющейся полости. Но тебе неизвестно, что и

это ловушка. Город оживает. Ты бежишь по незнакомой улице, а вокруг тебя постепенно