Дима - o f2ea2a4db566d77d

Я не слишком много на себя беру?

-

Мне…

- Слава ещё Богу, что в театр не ворвались какие-нибудь вооруженные бандиты и всех

нас там не перестреляли! И тут я такой на сцене: глубоко в образе и с крашеными бровями…

На юбилейном вечере тоже анекдот вышел. Представьте, Карпов, главный режиссёр

Александринского театра, подает мне подарок от его императорского величества государя

императора, такой футляр с золотым портсигаром, украшенным бриллиантовым орлом –

прелесть. Сразу после этого на короткое время наступила тишина, и где-то совсем рядом с

театром раздался громкий выстрел. А мы все в театре умиляемся, улыбаемся. Так чудн о …

-

Поздравляю, - брякнул Федотов невпопад, имея в виду творческий юбилей соседа.

- Чудно, ведь правда же? – тот его не расслышал. – Пётр Георгиевич, позвольте, я на

минутку…

Актёр зачем-то вышел, а профессор остался один в окружении разлагающихся букетов.

Если бы не их запах, Юрьев непременно почувствовал бы, что его гость несколько дней не

мылся и не менял бельё. Сейчас Федотов лихорадочно измышлял, как перетянуть

40

влиятельного знакомого на свою сторону в борьбе с царапами. Не находя места рукам, он

взял иллюстрированный журнал, лежавший на столе. И к своему удивлению тут же

обнаружил вложенную между страниц фотокарточку государя. «Ники» – гласила подпись на

ней.

Вернулся Юрьев.

-

Это, наверное, вам, - смущенно сказал профессор, протягивая ему фотографию.

-

Да неужели?

Но любопытство Юрия Михайловича тут же и завяло.

-

Ники… гм-гм, - без того изогнутые брови артиста легли штормовой волной. – То есть

государь император сам просил вас передать мне этот портрет?

- Нет-нет, - поспешил объяснить Федотов. – Я вот тут нашёл.

- Гм-гм… А! Так это, по-видимому, Кшесинская забыла. Я вам рассказывал? Её дворец

здесь поблизости, и она у меня недавно спасалась. Заявилась поздним вечером 27 февраля

совершенно растерянная, со свитой и собачкой. Только вчера съехала. Так все вместе и

сидели в коридорчике… У Матильды ведь в юности был роман с государем, вы знали?

Ники… Как это трогательно. Предполагаю, Кшесинская боялась, что эту карточку

обнаружат при ней во время обыска, вот и спрятала её в журнал.

Довольный своей сообразительностью, Юрьев стал на вид даже немного выше и растёкся

тщеславной улыбкой. Но уже через несколько секунд вдруг закричал в гневе:

-

Стерва!

Федотов вскочил и приготовился бежать.

-

Я не хотел, - жалобно проскулил он.

- Да причём тут вы?! Стерва! Кшесинская – стерва. Значит, свою шиншилловую шкуру

она спасла, а у меня фотографию ради Бога пусть находят?! Вот и давай после этого приют

всяким танцоркам. Какое умопомрачительное коварство!

- Я верну ей, - предложил Пётр Георгиевич.

- Да не стоит. Всё равно тут ещё остался её саквояж. Наверняка скоро за ним пришлёт.

-

Я верну, - настаивал Федотов.

В его голове созрел план. Сохранив портрет Николая II для Кшесинской, он мог ждать

помощи на самом высоком уровне.

- Ну как вам будет угодно, - Юрьев быстро оттаял. – А не хотите ли прогуляться, Пётр

Георгиевич? Я не был на улице уже несколько дней. Ну и что, что стреляют? Они, может,

теперь всегда так станут.

Ники перекочевал во внутренний карман профессорского пальто.

-

Какие люди! Какие звуки! Какие митинги! – восторгался Юрий Михайловчи на

прогулке.

Его ноздри активно двигались, всасывая первые запахи весны. А Федотов видел только

снег. Он затравлено шарахался от проносившихся мимо автомобилей и голодных царапов,

которых на улице оказалось великое множество.

- Как они быстро плодятся, - Пётр Георгиевич прикрывал рот рукой, боясь заразиться

словесьем.

- Да в этом определённо что-то есть! В высшей степени занимательно… Колоритно!

Они направились в сторону Троицкого моста.

- Смотрите, Пётр Георгиевич, в этой милой листовке говорится, что всё самое

интересное сейчас происходит в Таврическом дворце. Туда безостановочно движутся

воинские части, дабы присоединиться к народной армии. Ах как это интересно! Пойдёмте и

мы?

Старик Федотов не был уверен в своих силах. Длительная прогулка до Литейного и

обратно до сих пор аукалась ему нестерпимой болью в суставах. Но он всё же подчинился.

- Какие толпы! Какие лица! – восторгам Юрьева не было конца. – Это ведь тоже моя

аудитория, в некотором роде… Ах какие милые красненькие флаги! Знаете, в городе сейчас

41

недостаток продовольствия, но зато в изобилии шампанское. Солдаты разграбили дворцовые

погреба. Пойдёмте лучше куда-нибудь пить, а?

Неожиданно хлынувший люд оттеснил Федотова на мостовую. Ему стало плохо. Видимо,

это была атака царапов. Потеряв сознание, он упал прямо на дорогу, но его тут же забросили

в ехавший мимо грузовик и куда-то повезли. Когда Пётр Георгиевчи очнулся и попробовал

возмутиться, его снова выкинули на мостовую. Он был уже около Невского, со стороны

Аничкового дворца.

- Федотов, милейший, где вы? – удивился в другой части города артист Юрьев. – А ну

да ладно, - и пошёл на Пантелеймоновскую. Смотреть, как ветер разносит вдоль

заснеженной улицы сгоревший архив «Третьего отделения», ведавшего политическим

сыском.

А Федотов, тем временем, вдруг различил в толпе кадета Владимира Дмитриевича

Набокова. Они не были представлены. Но в ошпаренном отчаянии, уже мало себя осознавая,

профессор всё-таки воспользовался этим подвернувшимся шансом. И бросился в сторону

государственного деятеля.

- Спасибо за всё, что вы сделали! – зачем-то кричал он в экзальтации, тряся Набокова за

руку.

-

Что вы, что вы, - растерялся кадет.

- Но только Романовых нам не оставляйте, - закричал Федотов ещё громче. – Нам их не

надо!

Толпа откусила его и швырнула на тротуар. Профессор осел на землю. Заплакал, скуля:

-

Я не успел… Не успел сказать об инвалидах… Владимир Дмитриевич, не уходите, не

бросайте меня…

Пётр Георгиевич хныкал, словно потерявшийся ребенок, но и удивлялся самому себе:

-

Зачем я так про Романовых? Я же не думаю так на самом деле. Или думаю? Или это

царапы вынудили меня сказать?

Он совершенно запутался.

- А может, это моя душа заговорила? Может, ей известно? Вдруг она чувствует, что

Романовы заоодно с царапами – вот и не выдержала? Так они заодно? Ведь возможно же,

если они допустили всё это. Попустили… Да что же происходит, в конце концов? Что

стряслось?!

Завтра на том месте, где обмяк надорванный Федотов, будут жечь орлов.

-

Надо идти в Таврический дворец, - встрепенулся профессор. – Там все. Я смогу