Виктория MORANA - Поколение NET

улицах и площадях столицы палатки большинство людей, так или иначе, приняло за

шутку. В Москве стремительно темнело, температура опускалась ниже нуля, и, уже в

половине девятого вечера, митинг был практически завершен. Люди, кутаясь в шарфы и

воротники, нерешительно переминались с ноги на ногу на Пушкинской площади. Пока

они не уходили, ведь из их крови еще не пропал адреналин, полученный от

прослушивания зажигательной речи Алексея Навального, который выступал одним из

последних, призывая всех к мирным акциям гражданского неповиновения. Однако

большинство уже начинало чувствовать холод и вспоминать о том, что во вторник, с утра

им необходимо было быть на рабочих местах.

А расходиться было решительно нельзя. Уйти – это значит признать нелегитимную

власть, смириться с сотнями нарушений, показать себя безмолвным стадом. Дима

беспомощно озирался по сторонам, нутром чуя, как начинают с краев редеть ряды

митингующих, медленно, но неумолимо покидающих Пушкинскую площадь. Парень знал,

что сам он ни за что не уйдет, так же как не уйдут его новые подруги, которым на работу

стало резко плевать, или как его старые друзья-анархисты. Но других людей никто из них

не мог заставить остаться и не покидать площадь еще хотя бы несколько часов.

Почему они спешили уйти? Многотысячная толпа уже не раз доказывала, что холод – не

помеха митингам, одно февральское шествие в двадцатиградусный мороз чего стоило. И, все равно, над площадью витал едва ощутимый дух подавленности и обреченности: был

митинг, они пришли, но ничего не случилось. Выборы состоялись, у власти – не понятно

кто. Они пришли, но моментального результата не увидели. Теперь москвичи, а так же те, 65

- первым желание остаться выразил Сергей Удальцов, произнеся фразу «Буду стоять, пока не

уйдет Путин»

182

182

кто приехал в столицу в качестве «групп поддержки», рассеяно толкались, не зная, куда

себя девать и как жить дальше.

Мирный протест полностью провалился, а идти на штурм Кремля за правду и

собственные права никто из них не мог себя заставить. Их готовили к чему-то другому.

Три месяца им рассказывали, что они победят, что мирный протест – непреодолимая сила, перед которой поникнут все жулики и воры. Им говорили, что каждый из них может

решить судьбу своей страны, если только выйдет из дома. Никто не предупредил людей, что выйти из дома, возможно, потребуется с вилами…

Опросы, проведенные оппозиционными группами в социальных сетях, показали полную

разрозненность мнений людей, желающих принять участие в митинге на Пушкинской

площади, в отношении того, собираются ли они «до последнего» оставаться на улицах 5-

го марта, или же это бесполезно. Лидеры оппозиции, то раздающие палатки, то

призывающие всех митинговать в рамках закона, не добавили уверенности тем, кто не

определился со своими убеждениями сразу.

Жулики и воры – пять минут на сборы! (с) народное творчество петербургских

оппозиционеров, привезенное в Москву Алексеем Навальным

Москва. Через полчаса

#пушка

Егор бегом бежал по Тверской улице, в направлении кинотеатра «Пушкинский». Огни

вечернего города мелькали у него перед глазами, сливаясь в сплошную желто-оранжевую

массу. В такую же массу, только черную, в его поле зрения смешивались бойцы отрядов

особого назначения, стоявшие по периметру всей Тверской, со щитами и дубинками

наперевес. При виде живого ограждения, у Егора перехватило дыхание: строй начинался

еще от Манежной площади.

Город словно перешел на военное положение. Егор и сам знал о том, что митингующие на

Пушке люди, или какая-то их часть, планировала развернуться и идти, после окончания

согласованной акции, маршем на Манежку, чтобы там встретить участников праздника в

честь победы Владимира Путина, и хорошенько их «поздравить».

У Егора не было точной информации о реальных планах оппозиции, тем более что на

митинге, как ему передали знакомые, организаторы вежливо попросили всех разойтись и

не реагировать на возможные провокации. Парню было очевидно, что народ сбит с толку: то их просят ставить палатки, то уходить с площади, то не двигаться с места, то

выдвигаться маршем… В сложившейся ситуации каждый, понимал Егор, будет решать за

себя. Такие нескоординированные действия никогда не приводили ни к чему хорошему.

-Эй, пацан! – сильная рука в темной перчатке перехватила его за локоть, резко заставляя

затормозить. Егор врезался в плечо одного из трех полицейских, которые решили

остановить его, бегущего, на подходе к Пушкинской площади. – Куда несемся?

-А? – запыхался он. – На митинг.

183

183

-Оппозиционер что ли? – сразу напряглись стражи правопорядка. У одного из них пальцы

легли на рукоять дубинки, прикрепленной к поясу.

-Что? – Егора вопрос застал врасплох. Действительно, а он кто? Зачем он бежит на митинг

оппозиции?

Изначально, парень вообще не собирался идти, не смотря на то, что против действующей

власти резко высказывалось уже большинство его знакомых. Эти крепкие парни, которым

раньше было наплевать на политику, теперь всерьез были готовы «вписаться» против

продажных чиновников, обирающих пенсионный фонд, и полицейских, помогающих в

фальсификациях выборов.

Когда Егор впервые услышал, как они, сидя на футбольной площадке в своих драных

кроссовках и растянутых капюшонах, произносят фразу «Единая Россия, бля, партия

жуликов и воров, бля», удивлению его не было пределов. Они и раньше с парнями

обсуждали, что «Газпром» спонсирует футбольный клуб «Зенит» на ворованные деньги,

отплевывались и воротили носы, но в какой-то момент про «Зенит» все забыли, а

главенство государственных корпораций на российском рынке стало всем интересно. Они

ничего не понимали в политике, не читали газет и не смотрели телевизор. Ребята просто

услышали и прочитали в Интернете о тех, кто не хочет мириться, что у них платное

высшее образование или с крохотными пенсиями у их дедов, ветеранов войны.

За несколько недель до выборов президента, когда Егору снова позвонили из молодежной

организации «Правши» с предложением «поработать 4-го марта», парню уже не хотелось

их денег. Он рассказал своим друзьям о том, на что он подписался в декабре 2011-го года.

По окончанию рассказа Егора избили свои же товарищи. Его, конечно, не прогнали, не

исключили из фирмы: «У нас не партия», завил кто-то. И все-таки парень понял, что

долгое время сильно ошибался. Не нужно было агитировать за каких-то кандидатов или