Ernest Tsvetkov - Genyi_Zhiznetvorchestva

добавку, а потом дозированно принимать в надежде пережить "радость бытия".

Вероятно, это у кого-то получается. И даже кто-то этому учит – как составлять

гербарии и правильно набивать чучела трухой. "Сделайте вдох, задержите дыхание,

закройте глаза. Представьте огонек свечи и сконцентрируйте на нем свой внутренний

взор". – Вот пример набивки чучела трухой.

Чучело получится красивым, если набивать по правилам. Оно может стоять в

шкафу или на самом видном месте в комнате – и даже с распростертыми крыльями. Но

оно никуда не летит. И не полетит. Его раскрытые крылья обманчивы. Потому что

вместо глаз – искусственно мерцающие бусинки. Они прелестные, но не живые.

Прелестно-неживые бусинки слепы. Полет же определяет не размах крыльев, но

живость глаза. И чучело – слепок полета. Слепок со слепыми бусинами, застывший в

шкафу или на самом видном месте в комнате.

Я больше не хочу быть набивщиком чучел.

Я не хочу взор держать закрытым, калькулировать вдохи-выдохи и созерцать

несуществующий свет.

Я не хочу больше коллекционировать пережитые дни и складывать их, прикалывая

иголочками в эстетически-мертвый гербарий воспоминаний.

Память – как измятая простыня, на которой долго спали. Все в складках, морщинах

и пятнах от поллюций. На такой простыне сны повторяются. Я хочу поменять

простыню. Да и одеяло тоже. Я вообще не хочу укрываться.

Мне нравится свобода движений во сне. И хочу жить с открытыми глазами.

Дышать и не подсчитывать вдохи-выдохи, забыть слово "мгновенье" и каждый день

встречать слова "судьба" и "благоговение".

И я выкидываю старую простынь в морщинах и пятнах от поллюций. И больше не

набиваю чучела.

2. ПЕРЕСЕЛЕНИЕ

Я вчера на улице прошел мимо одной старухи лет тридцати. От нее пахло

ветхостью и сыростью. От нее уже пахло так, что оставался след в воздухе. Мне

подумалось, что так пахнут раскисшие листья, занесенные в чулан.

31

Ее глаза слегка навыкате смотрели куда-то вдаль, но жадно цеплялись за

пространство, колыхавшееся вблизи нее. Она двигалась, равномерно переставляя ноги.

Она куда-то шла.

Потом я бродил среди лесных овражков. Куда-то шел мелкий семенящий дождик.

Под его шагами скисали прошлогодние листья, выползшие сонными и разбухшими

черно-рыжими клопами из-под свалявшегося, как сшитая из черно-белых лоскутов, не

стираная кроличья шуба, снега. От них пахло ветхостью и сыростью. Они вяло

шевелились, словно чуяли про себя наличие какой-то дали, пусть даже если эта даль

располагалась всего в нескольких сантиметрах от них.

Вероятно, все стремится куда-то переместиться.

Даже деревья, вросшие в почву, хотят перемещаться, о чем постоянно

свидетельствуют своими ветвями.

Если пристально присмотреться к дереву, можно заметить у него такой вид, будто

оно собирается вот-вот тронуться с места и пойти.

Почему никто и ничто не укореняется в одном месте?

Может быть, просто такого места нет?

Или: оно есть, но в каком-нибудь другом месте? И именно в него, туда стремится

всё перемещающееся?

Я покинул местность, проеденную оврагами и вышел на поляну, на которой

скопились древние камни. Я подошел к одному. Почти вплотную приблизил лицо.

Потянуло ветхостью и сыростью.

Камень едва заметно шевелился. Дышал ли? Или тоже – куда-то перемещался?

Нет ничего, чтобы не перемещалось. Словно мир только и занят тем, что тотально

участвует в своем собственном великом переселении.

Переселение . Заключен ли в нем тайный мотив существования?

Мне не нужны ответы. Ответы – умная форма отговорок. Воры, крадущие мысли.

И ответы никуда не перемещают. Только вопросы сдвигают.

Только ухо вопросительного знака (?) вслушивается в мир.

3. РАЗГОВОР

Я сказал какие-то слова.

Мне ответили:

- Ты выбросил слова на ветер.

Я заметил:

- Значит, ветер услышал их. Стало быть, сказанное – не напрасно.

Мне возразили:

- Но это, все равно, что сказать в воздух.

Я кивнул:

- Что ж, пусть воздух вдохнет мои слова.

Я сделал нечто.

И это нечто прокомментировали:

- Ты попал пальцем в небо.

Я согласился:

- Следовательно, небо ощутило это. И оно отзовется.

Они помолчали. Потом ушли.

А я остался. С небом, ветром и воздухом.

32

И, в общем-то, все совсем неплохо.

4. ПЕРЕСТАНОВКА В ИНТЕРЬЕРЕ

Я открыл окно. Внутреннее и внешнее соединились.

Лес вошел ко мне в комнату. Комната вышла в лес погулять.

Небо присело на подоконнике. Нырнуло в стакан с Нарзаном. Тот зашипел и вспенился.

Я сделал глоток окрашенной небом воды.

Птица прошелестела через оконный проем и опустилась на раскрытую книгу.

Страница шевельнулась и прошелестела.

Птица встрепенулась и превратилась в букву. Я наклонился – хотел прочитать.

Но книга взмахнула раскрытыми листами и выпорхнула в окно.

И плавно полетела, неторопливо помахивая обложками, пока не скрылась из виду за

углом пространства.

Когда я закрыл окно, все возвратилось на прежние места:

небо вынырнуло из стакана и сигаретным дымком вытянулось вверх, комната

вернулась в комнату, лес шагнул в лес, только не было ни птицы, ни книги.

В течение дня я несколько раз то распахивал, то закрывал окно.

А сейчас уже поздний и глубокий, как колодец вечер.

Но до сих пор – ни птицы, ни книги.

А что я?

А я ничего…

5. В БЕСЕДКЕ ПОД ЧАСАМИ

- Времени нет:

просто, когда пространство светлое – мы говорим: утро,

просто, когда пространство яркое – мы произносим: день,

просто, когда пространство плотное – мы отмечаем: сумерки,

просто, когда пространство мшистое – мы ощущаем: ночь.

- Зато есть часы –

механические тараканы,

ощупывающие усиками стрелок

границу загона в 360°.

- Круг не загон, а закон.

- А, разве закон – не загон?

- Закон – это то, что за коном.

- А что на кону?

- Жизнь!

- Ух ты!

33

6. Я ХОЧУ ПРЕВРАЩАТЬСЯ

Лиловое небо стекает в гущу солнечно-зеленой хвои, нанизанной на бурые буры

сосновых стволов.

Пока я писал эту строку, небо сделалось почти белесым, и с хвои исчезла зелень.

Превращение произошло, можно сказать, прямо на глазах. Интересно, что в этот

момент произошло с моими радужками?

Когда мы употребляем расхожее, шаблонное "прямо на глазах", думаем ли мы о

самих глазах? А, что если исхитриться и подсмотреть за ними, за глазами в такую

минуту? Что происходит с ними?

Куда утекли зеленое и лиловое, плескавшееся в моих радужках? Теперь они внутри

меня, и я их ощущаю, и пишу о них. И пока я пишу эту строку, они вновь появляются

за окном, выныривая со дна радужки.